Вслед за первыми поднимались другие, которых уже некому было сталкивать.
Бой шел по всей цитадели. На ее стенах, в ее дворах, внутри ее башен, и жилищ, и конюшен.
Ворота наконец распахнулись, и Тимур въехал во двор.
К Повелителю привели пленных.
Многие оказались израненными, иных судьба сберегла. Одни жались друг к другу в страхе, многие же встали перед Повелителем достойно и твердо.
Когда подвели коренастого Темир-Таша и рослого, крепкого Содана, Тимур присмотрелся к ним и спросил:
- Вы многих из нас погубили. Придется в том каяться.
Темир-Таш:
- Мы каялись бы, если бы мало погубили.
- Не надо б сопротивляться.
- А вас сюда звали?
- Раз мы пришли, покоряйтесь.
- А мы не хотим. Мы здесь дома.
Содан молчал.
Обоих отвели заковать в цепи.
Низам-аддину Тимур сказал:
- Историку надо описать нашу победу.
- Я ее видел, о амир, но совладаю ли с письмом...
- Историк должен славить победителя.
- Почему, о амир, победителя?
- Иначе ваше писание противно аллаху: он один знает, кому дать победу. Славить побежденного - значит противиться воле аллаха.
- Нужно время, чтобы понять эти слова.
Тимур, довольный своим пояснением, одобрительно кивнул:
- То-то! - и приказал проводить историка к своим ученым.
Поместившись в удобной комнате и отдохнув, победитель допустил к себе халебского кадия, умельцев и ученых.
Он сидел. Они стояли, теснясь, вдоль стены.
Пришли и встали слева от Повелителя его кадий Абду-Джаббар, богословы и законоведы, идущие в походе от самого Самарканда. Справа от Тимура встали два брата, Худайдада и Тавачи. По знаку Повелителя они сели. Халебцы остались стоять, робко ожидая своей участи.
Тимур долго молча рассматривал ученых Халеба, словно это был товар, выставленный на продажу перед глазами, видевшими столько подвигов и крови, столько людей и стран, красоты и бедствий, добра и зла. Под недобрым, прямым этим взглядом халебцы застыли, теряя силы: они понимали, что позваны на допрос и жизнь зависит от их ответов.
Наконец Тимур велел своему кадию спрашивать пленников. Абду-Джаббар не только помнил наизусть, торжественно читал нараспев Коран, но и говорил по-арабски.
- Спросите их, кадий... Вот за стеной еще лежат воины, павшие, убивая одни других, кого из них аллах примет как мучеников в садах праведных: наших ли, их ли воинов?
Абду-Джаббар перевел это пленникам.
Опустив глаза, боясь взглянуть друг на друга, они не решались отвечать.
Но один из них повернулся к ученому Шараф-аддину, говоря:
- Вот сей ученый мудрее нас. Он глава ученых, у него много учеников. Он скажет.