Потом с резким звуком отрывается от лица Мышонка. Вскрикнув, Джек сбрасывает черную гадость на пол.
Она пытается уползти под диван. Джек это видит, вытирая руки о рубашку. Но Док опускает свой саквояж на одну черную кляксу. Нюхач давит вторую каблуком сапога. Клякса пищит.
— Что это за говно? — спрашивает Док. — срываясь на фальцет. — Что это…
— Не из этого мира, — отвечает Джек. — Сейчас речь не об этом. Посмотрите на него! Посмотрите на Мышонка!
Красный блеск ушел из его глаз. На мгновение они кажутся совершенно нормальными. Он, безусловно, их видит, боль ушла.
— Спасибо, — выдыхает он. — Я бы хотел, чтобы ты вытащил из меня и все остальное, но оно уже возвращается. Слушай внимательно.
— Я слушаю, — кивает Джек.
— И правильно. Ты думаешь, что знаешь. Ты думаешь, что сможешь найти место, даже если эти двое не смогут, и, возможно, сможешь, но ты не знаешь всего, что тебе нужно знать.., о черт. — Под пледом что-то словно разрывается. Пот бежит по лицу Мышонка, смешиваясь с черным ядом, который сочится из пор и превращает бороду в грязно-серую мочалку. Глаза начинают закатываться, и Джек видит, как в них возвращается красный блеск.
— Из меня высасывают жизнь, — стонет Мышонок. — Никогда не думал, что придется так уходить. Смотри, Голливуд… — Умирающий рисует на карте маленький прямоугольник. — Это…
— «Закусим у Эда», где мы нашли Ирму, — говорит Джек. — Я знаю.
— Да, — шепчет Мышонок. — Хорошо. Теперь смотри.., на другой стороне… Шуберт и Гейл-стрит.., и на западе…
Мышонок проводит линию, уходящую на север от шоссе № 35. Рисует маленькие кружки с каждой стороны. Джек понимает, что это деревья. А поперек линии пишет: «ПОСТОРОННИМ ВХОД…»
— Да, — выдыхает Док. — Это там, все так. «Черный дом».
Мышонок не обращает внимания на его слова. Затуманенный взгляд не отрывается от Джека.
— Слушай меня, коп. Слушаешь?
— Да.
— Господи, лучше тебе послушать, — говорит ему Мышонок.
***
Как всегда, работа захватывает Генри, поглощает до конца, отключает от тревожных мыслей. Скука и печаль не способны встать между ним и притягательностью звуков зрячего мира. Вероятно, страху это тоже не под силу. Самое трудное — не слушать пленки, а вставить первую из кассет в большой студийный магнитофон. В этот момент он уверен, что чувствует аромат духов жены даже в звуконепроницаемой, кондиционированной атмосфере студии. Он уверен, что в доме есть кто-то еще и этот кто-то стоит у двери студии, наблюдает за ним через стеклянную верхнюю половину. И это абсолютная правда. У нас-то со зрением полный порядок, поэтому мы можем видеть недоступное Генри. Мы хотим сказать ему, кто стоит за дверью, хотим посоветовать запереть дверь студии, запереть немедленно, но, увы, мы можем только наблюдать.