– Несомненно, моя дорогая. – Он улыбнулся и бросил взгляд на остальных присутствующих. Все они – мужчины, молодые, с блеском надежды в глазах, все они наизготове, соображают, какую пользу можно извлечь из присутствия здесь особы, дорогой сердцу короля.
На Адриане было простое платье с черными лентами, которые подобало носить в Сен-Сире [5] тем, кто достиг высшего ранга. В последние годы жизни Ментенон Адриана стала ее секретарем, но при этом девушка не изменила своей привычки одеваться просто. Людовик не одобрял такие наряды, напротив, требовал, чтобы дамы в Версале появлялись только в grand habit[6], но в своем простом платье Адриана казалась куда милее любой придворной дамы. Платье как нельзя лучше соответствовало ее задумчивому виду и большим умным глазам. Людовик подозревал, что Адриана продолжает носить институтское облачение как свидетельство того, что она посещала школу и успешно выдержала все экзамены. Это означало, что она получила достойное образование, подобающее во Франции всякой женщине дворянского происхождения. Неожиданно Людовику пришла в голову неприятная мысль: «Она продолжает носить это платье для того, чтобы напоминать мне, как ценила ее Ментенон». Чего же, интересно, хочет эта молодая особа?
– Рад видеть вас, – произнес Людовик. – После смерти королевы я находил великое успокоение в ваших письмах. – Этим он дал понять, что разгадал ее намек. И сейчас она попробует воспользоваться преимуществом, которое, как полагает, получила.
Адриана продолжала улыбаться, загадочный изгиб ее губ напоминал улыбку Моны Лизы, чей замечательный портрет одно время висел в его Маленькой галерее.
– Как вы знаете, сир, я живу в пансионе при Академии наук и по мере своих сил и возможностей помогаю философам.
– Вы в Париже! Как вы находите Париж? Она широко улыбнулась:
– Как и вы, сир, – удушающим. Но исследования, которые ведут ваши ученые, потрясают. Конечно, я не все понимаю в том, что они делают и говорят, но тем не менее…
– Мне тоже их теории не вполне понятны, но плоды их трудов по душе. Ученые – источник силы Франции, равно как и те, кто им помогает.
Адриана почтительно склонила голову:
– Не смею злоупотреблять драгоценным вниманием вашего величества и отвлекать от важных дел. Но должна признаться, что пришла просить не за себя. В Академии есть некто по имени Фацио де Дюйе. Это достойнейший человек…
– Который так дорог вашему сердцу? – спросил Людовик с холодком в голосе.
– Нет, сир, – решительно отвергла его подозрения Адриана, – я бы никогда не осмелилась беспокоить вас в таком случае.