Как ни крути, психотерапевт был необходим. Сначала нам с Ингой надо было уяснить, что на деле мы имеем не страдание, а иллюзию страдания со всеми вытекающими из нее последствиями. Потом Инга должна была осознать, что оказалась жертвой своей роли жертвы. Далее, конечно, мы разбирались с остальными иллюзиями, дабы обрести адекватность. А потом только перешли к формированию ее новых отношений с мужем. Его действия, хоть они и не имеют себе оправдания, были в значительной степени инициированы поведением самой Инги, за что она поплатилась, за что, в результате, поплатился и ее муж. В общем, все получили то, что заслуживали. Однако они могли этим ограничиться, но иллюзия страдания перепутала все карты, добавив к уже имеющимся синякам и шишкам новые. Не решись эта ситуация устранением иллюзии страдания, то, быть может, эти синяки и шишки, фигурально выражаясь, перешли бы в трупные пятна. Иллюзия страдания — одна из самых дорогих!
Если верить Шекспиру, каждый уважающий себя представитель западной цивилизации должен решить для себя один вопрос: «Быть или не быть?» Представить себе восточного человека, который задается подобным вопросом, практически невозможно: буддисты в смерть не верят, а правоверные мусульмане относятся к ней, как бы это сказать… по-философски. Россия, как известно, евроазиатская держава, а потому мы решаем эту проблему в высшей степени своеобразно…
На самом деле очень любопытно, что мы так редко задумываемся о том, что мы обязаны заботиться о своем счастье, о том, чтобы быть радостными ради счастья других людей. А ведь это такая простая обязанность!
Маргарет Дилэнд
Массовое сознание — вещь необычайно устойчивая, и меняется оно с большим трудом. Петр Великий, как известно, бороды боярам отрезал и в мундиры переодел, но как была допетровская Россия крепостнической, так она и осталась ею вплоть до Александра II. Впрочем, знаменитые государственные реформы XIX века по большому счету были лишь номинальными. Не случайно большевики, пришедшие к власти через полвека, смогли легко вернуть прежние формы управления. Община, характерная для российской деревни, осталась и в самой деревне, и прижилась в городах: люди разместились в коммуналках, объединившись в партийных ячейках. Еще пару десятилетий назад вопрос развода, это сугубо личное дело двух людей, мог решаться в нашей стране на партсобрании. Изменить внешний облик — это совсем не то же самое, что изменить суть.
Да, наша культура все еще хранит в себе пережитки, атавизмы, доставшиеся ей от общины.