Чувства продолжали возвращаться к нему в полном объеме. Кроме неотвязного холода, он вдруг ощутил звуки, вычленяя из общего фона отдельные шумы. Одним из них был негромкий шелест листвы. А вот другой… Это кричали чайки! Их крик доносился откуда-то из-за парка с башней. Потянув воздух носом, Антон ощутил запах моря. Или ему так только показалось. А когда услышал отдаленные гудки перекликающихся буксиров, окончательно понял, что рядом море.
Антон снова подошел к решетке и посмотрел на опавшие листья, густо устилавшие траву. То ли он их раньше не замечал, то ли был не в состоянии делать выводы, но если вчера была суббота середины августа то сегодня… Во всяком случае в августе даже в Иркутске листья не падают с деревьев в таких количествах, а уж там, где растут клены с дубами — еще одно открытие приходящего в себя сознания, — и подавно. Вот почему так холодно! После вчерашней летней субботы прошло не меньше двух месяцев, которые он не может вытащить из памяти и за которые его занесло куда-то в сторону от дома на несколько тысяч километров. В его мозгу, как на поврежденном винчестере, пропало несколько тысяч секторов…
В это время Антон услышал непонятный нарастающий шум. Он некоторое время прислушивался, повернув голову в направлении источника звука, и наконец почти сообразил, что бы это могло быть. В этот момент из переулка, пересекающего уходящую от него улицу, буквально через пару домов от места, где он стоял, появилась колонна людей. Это были солдаты. Они шли в ногу — не маршируя, но соблюдая четкий ритм и темп. «Шах, шах, шах, шах…» — разлетался, отскакивая эхом от стен, их гулкий шаг. Первые ряды колонны уже исчезли за правым углом, а ее хвост всё не появлялся из-за левого. Солдаты шли молча. Никто не повернул в его сторону головы. У многих за спинами висели ружья, некоторые несли что-то на плечах или в опущенных руках. Большинство их были одеты в шинели, на некоторых были короткие куртки. Побледневший Антон, привалившись к злосчастной решетке и вдавившись в ее прутья всем телом, всматривался растерянно бегающим взглядом в идущих людей. На головах многих из них, примерно у половины, он отчетливо разглядел каски. Не просто каски, а стальные шлемы германской армии первой половины прошлого века. Знаменитые стальные шлемы, эти «ведерки для угля», которые он мог отличить от любых других с расстояния в километр. Характерная юбка задней части, прикрывавшая шею, приплюснутая верхушка купола и отчетливо различаемые вентиляционные отверстия сбоку над ухом не оставляли никаких сомнений. На некоторых касках были видны даже детали — цветные изображения в виде щита с косыми полустертыми полосами красного, черного и грязно-белого тонов. Такие детали наносились на правой стороне стальных шлемов германского вермахта, в то время как слева в таком же контуре помещался орел со свастикой.