Шиндлер передавал слова своего великого друга, как он называл Бетховена.
Когда Бетховен лежал на смертном одре, Шиндлер принес ему около 60 песен Шуберта, частично изданных, а в большинстве рукописных. Он хотел развлечь больного, а заодно познакомить с творчеством Шуберта, которому снисходительно покровительствовал.
Само число песен привело Бетховена в изумление. Он никогда не предполагал, что можно так много написать.
Когда же Шиндлер сказал, что это лишь малая толика написанного, что композитором создано свыше 500 песен, пораженный Бетховен отказался верить. Хотя знал, что скучный и педантичный Шиндлер не склонен к романтическим преувеличениям.
Впрочем, главное было впереди. Ознакомившись с содержанием песен, Бетховен убедился, что их количество, столь поразившее его, ничто по сравнению с качеством. Цикл «Прекрасная мельничиха», песни «Молодая монахиня», «Всемогущество», «Границы человечества», «Монолог Ифигении» и другие настолько понравились Бетховену, что он, несмотря на дурное самочувствие, повеселел.
– Поистине в этом Шуберте живет искра божия, – восторженно повторял он.
– Этот еще заставит весь мир говорить о себе!
Так Бетховен, сходя в гроб, благословил Шуберта.
Удивительно сложились судьбы этих двух людей, живших рядом, в одно и то же время, в одном и том же городе и занимавшихся одним и тем же делом – музыкой. Их пути шли параллельно, не соприкасаясь.
И они скрестились наконец. Но лишь тогда, когда одного уже не было в живых.
Шиндлер принес Шуберту не только бетховенское благословение. Он принес и стихи, побывавшие в бетховенских руках.
В свое время поэт Рельштаб послал Бетховену свои стихи с надеждой, что они будут положены на музыку. Это был тот самый Рельштаб, с чьей легкой или нелегкой руки к бетховенской сонате прилепилось имя «Лунная». Музыка ее первой части вызвала у поэта ассоциацию с игрой лунного света на водах Фирвальдштедтского озера в Швейцарии.
Бетховен хотел писать музыку на текст Рельштаба, но нехватка времени, а затем болезнь и смерть помешали ему.
И вот сейчас стихи, найденные в бумагах покойного, с его пометками и замечаниями попали к Шуберту. Словно ему было предначертано закончить то, что не успел завершить Бетховен.
После «Зимнего пути» Шуберт вообще не брался за песни. «Я более ничего не желаю слышать про песни, я теперь окончательно принялся за оперы и симфонии», – говорил он одному из друзей.
Кто знает, быть может, именно стихи, поступившие от Бетховена, вернули его к песне.
И побудили создать ряд новых шедевров.
Это суровый, исполненный горделивой силы и мужества «Приют». Это знаменитая «Серенада», проникнутая нежностью и сладким любовным томлением. Это объятый светлым весенним упоением «Посол любви» с вновь возникающим образом ручья, проворного посланца любви, неудержно мчащего свои звонкие струи.