Дядя вернулся в сопровождении рыхлого, опухшего от сна баурчи, стал втолковывать ему, что нужно приготовить для ужина. Баурчи почесывался, скрывая зевоту, судорожно водил скулами. Едва баурчи ушел, Тэмуджин спросил снова:
— Так на кого надеются твои нукеры?
Дядя и на этот раз увильнул от ответа. Начал расспрашивать о драгоценном здоровье матушки Тэмуджина, достойнейшей из женщин Оэлун-хатун. Ему пришлось в третий раз повторить вопрос.
— А-а… Так это очень просто — место у нас спокойное. Будь то меркиты, татары или тайчиуты, их путь к моему куреню ляжет через ваши.
— Со всех сторон чужими юртами прикрылись?
— Не со всех. Мы зато прикрываем вас от кэрэитов.
— А когда они на нас нападали? Сам такое безветренное место выбрал?
— Кто же мне выберет?
— Мудра твоя голова, дядя, — сказал Тэмуджин. — Еще не встречал такого умного человека!
Похвала пришлась по душе Даритай-отчигину.
— Я и у тайчиутов так делал. Мой курень никто ни разу не ограбил! — В его голосе прозвучала гордость.
Тэмуджин яснее, чем когда-либо, понял, почему этот человек, один из самых близких родичей, не помог ему ничем.
— Скажи мне, дядя, почему вы не избрали ханом Таргутай-Кирилтуха?
— Потому же, почему не избрали твоего отца и моего любимого брата, не захотели нойоны. Я и наши с тобой родичи Алтай и Бури-Бухэ, Хучар и Сача-беки рассудили так: кто был первым ханом монголов? Славный Хабул. А кто Хабул-хан? Дед мне, Алтану, Бури-Бухэ, прадед тебе, Хучару, Сача-беки.
Таргутай-Кирилтух ему не внук и не правнук, дальний родич. Другие нойоны судили, наверное, иначе, но тоже не хотели видеть над собой Таргутай-Кирилтуха. Я думаю, что ханом может быть только старший из рода Хабула. И никто другой!
— А кто у нас старший?
— Смотри сам. Отец Алтана — четвертый сын Хабул-хана. Отец Бури-Бухэ — третий сын Хабул-хана, Бартан-багатур — мой отец и твой дед — второй сын Хабул-хана…
— Значит, старший в роду ты, дядя?
— Конечно! — Даритай-отчигин вроде даже удивился, что Тэмуджин спрашивает об этом.
— А хотел бы стать ханом?
— Что ж, с помощью неба мог бы держать поводья. — Он зачем-то посмотрел на свои маленькие руки.
— Да-а… Каждый хочет быть всадником, но никто — лошадью, — вздохнул Тэмуджин.
Он пробыл в курене Даритай-отчигина несколько дней. Ублажая дядю похвалами, расспрашивал о жизни в прошлом. Много нового узнал о своем отце, о его безуспешных усилиях добиться своего возведения в ханы и о том, как он, никем не избранный, но опираясь на воинов из разных племен, по сути дела, стал ханом монголов, и если бы не его ранняя смерть, курилтай склонился бы перед его волей. Из этого разговора Тэмуджин уразумел, что жизнь отца вовсе не была простой и легкой, как ему казалось раньше. Отцу приходилось беспрерывно спорить с друзьями и сражаться с врагами, приближаться к цели не прямо, а обходными путями. Что изменилось после его смерти? Все стало не лучше, а хуже. Теперь не только невозможно избрать хана, нельзя даже собрать курилтая: так разошлись дороги нойонов разных племен.