А мы пришли и на двести лет утвердили свою власть. Но и мы повернулись спиной к северу. И когда там зашевелились чжурчжэни, мы грозовую тучу приняли за легкое облачко. За это и поплатились. Однако и чжурчжэни ничему не научились… Это принесет им погибель. А мы снова вознесем свое знамя над нашим государством. Золото слепит своим блеском, но ему ли в твердости равняться с железом. Железная династия будет жить…
Елюй Люгэ говорил, позабыв о Хо, потом спохватился, сел к столику, достал кожаный мешочек, встряхнул. На лакированную крышку посыпались со стуком и звоном небольшие продолговатые слитки серебра.
— Смотри. Все это твое. — Он ссыпал серебро в мешочек, затянул шнур, поднялся. — Бери. Каждый раз будешь получать столько же. Я, в отличие от твоих хозяев, умею ценить верных людей.
Серебро Хо положил туда же, где лежали деньги, — в ямку под циновкой.
Щедрое вознаграждение не радовало. Если и до этого служба казалась недостойным занятием, то теперь, когда, пусть и не по своей воле, помогает изменнику, он — преступник без совести и чести. И если его когда-нибудь пригвоздят к деревянному ослу, кара будет заслуженной.
Цуй и Ли Цзяну не осмеливался показаться на глаза. В свободное время никуда не выходил из своей клетушки, лежал на циновке, корчась от холода, страдая от кашля и насморка, мучаясь от невозможности что-либо изменить в своей жизни. Оставить Цуй, Ли Цзяна и бежать? Это будет еще одно черное предательство, после которого тот, у кого есть хотя бы немного совести, не имеет права жить. Ну, а сейчас, когда им, быть может, трудно, как никогда в жизни, он, валяясь здесь, не предает их? Эта мысль заставила его подняться с циновки.
Зима уходила. Пригревало солнце, и на улице было много теплее, чем в промозглой каморке. Цуй веником подметала дорожку у дома. Увидев его, вприпрыжку побежала навстречу, но вдруг застеснялась, остановилась. Его сердце сжалось от тоскливой радости.
— Ты где потерялся, Монгол? Вчера мой отец ходил тебя искать на службу. Но его не пустили.
— А зачем он… искал меня?
— К нам приехал муж моей старшей сестры.
— Он увезет тебя? — Хо схватил ее за руку.
Цуй отвернулась.
— Не знаю. Мы об этом еще не говорили.
— А когда будете говорить?
— Наверно, после праздника. Сейчас все мы готовимся к празднику.
— Какой праздник?
— Ну, Хо, ты, видно, спал, не просыпаясь, две луны подряд. Скоро Новый год[41].
— Ах, да… Новый год… Муж твоей сестры богатый человек?
— Разве может быть богатым тот, кто возделывает землю? — сказала Цуй, явно повторяя чьи-то слова.
— Как его зовут?