— Если добрые люди, заходите. Мой котел до краев наполнен мясом.
Они даже не поблагодарили за приглашение.
— Ты чей пастух?
— Я пасу овец вдовы Есугей-багатура.
— Утром снимайся и кочуй вниз по Онону. Ты теперь пастух Таргутай-Кирилтуха.
— А овцы?
— Вот безголовый! Все, что раньше принадлежало Есугею, мы забираем и возвращаем тем нойонам, которые давали ему воинов и коней.
— Да, но овец ему не давали, — сказал Хучу. — Он их пригнал из татарских нутугов.
— Поговори еще! — прикрикнул на Хучу один всадник.
— Дай ему! — посоветовал второй.
Третий молча хлестнул плетью по спине. Удар был не сильный, но чтобы не получить еще одного, Хучу охнул и застонал. Из юрты выскочил Теб-тэнгри, негромко сказал:
— Прочь отсюда, вонючие росомахи!
Тот, что ударил Хучу, снова поднял плеть, но один из его товарищей отвел руку, предостерег:
— Это шаман!
— Вы чьи люди? — спросил Теб-тэнгри.
— Таргутай-Кирилтуха. Мы выполняем его повеление.
— Уезжайте.
Всадники поехали. Один из них обернулся:
— Мы завтра вернемся. Запомни, пастух, утром ты должен быть готов. За ослушание будешь бит!
Теб-тэнгри сразу же заседлал своего коня.
— Ты в курень? — спросил Хучу. — Я тоже поеду.
Глубокой ночью они прискакали в курень и разбудили Оэлун. Все, что рассказали, она приняла как будто спокойно, не испугалась, даже не удивилась.
— Позови отца и деда, — попросила она Теб-тэнгри. — А ты, Хучу, иди по юртам, подыми всех мужчин. Потом заседлай свежую лошадь и скачи по ближайшим айлам. К утру все мужчины должны быть здесь.
Остаток ночи Хучу мотался по степи. В курень он вернулся уже на восходе солнца. Возле юрты Оэлун толпились люди. Всем желающим выдавали оружие. Получил меч, копье, лук и Хучу. Люди тревожно переговаривались, гадали, что будет. Из юрты вышли Мунлик, Чарха-Эбуген, Оэлун. Все сели на коней. Оэлун оглядела разом притихших людей.
— Нукеры, воины и пастухи Есугея, — негромко сказала она, — вы храбро сражались против наших врагов. Теперь Есугея нет, и кому-то кажется, что мы беззащитны, что нас можно обижать, а достояние детей Есугея бессовестно расхищать. Мы не будем безропотны, не уподобимся стаду испуганных овец. Я сама буду сражаться рядом с вами… — Она повернулась к тугу — древку с тремя хвостами яков, поднятому Мунликом. — Знамя Есугея, ни разу не выпавшее из его рук, поможет нам отогнать бесчестных грабителей.
Из юрты с чашей в руке вышел Теб-тэнгри. Шепча молитву, он окропил туг. И сразу же поскакали. От бессонной ночи, усталости и утреннего холодка по спине Хучу пробегали мурашки, но, если бы сейчас его отправили в теплую постель, он ни за что бы не пошел. Он снова был воином, тяжелый меч оттягивал его пояс, внушая чувство собственной значимости. Пробившись ближе к госпоже, он любовался ею и гордился так, словно она была его сестрой. Ее маленькие руки крепко сжимали поводья, на поясе висела короткая кривая сабля, вдовья шапочка была низко надвинута на лоб. Она была бы похожа на юного воина, если бы не горестные морщинки у рта, старившие ее лицо.