— Перестаньте! — прикрикнула на них Оэлун. — Ничего другого у нас нет и не будет. Ешьте и помните, кого надо благодарить за это.
— Мы отблагодарим, мама! — пообещал Тэмуджин. — А вы все, мои младшие братья, помните: кто захнычет — получит по шее. Ешьте что есть. Потом мы накопаем сладких корней. Таких же сладких, как мед земляной пчелы. Я знаю, где они растут.
— А еще мы накопаем много луковиц сараны, — сказала Оэлун. — И корней кичигине. Насобираем луку, грибов и ягод. Будем работать, не умрем с голоду.
С этого времени изо дня в день, в жару и дождь, Оэлун с тремя старшими сыновьями ходила копать корни, луковицы сараны, рвать лук, собирать грибы, ягоды черемухи. А Хоахчин все это промывала, резала, сушила, толкла и складывала про запас. Они спешили заготовить питание на зиму. Хоахчин понемногу научилась готовить из корней, грибов и лука если не вкусную, то вполне съедобную и питательную пищу. Она взбодрилась, повеселела и уже не заикалась о том, что все они умрут. Даже жалела, что когда-то отправила на родину своего братишку Хо.
— Большой стал теперь. Помогал бы. А там живет, не знаю, как.
И Оэлун уверилась, что теперь-то они выживут. Только бы подросли ребята, только бы встали на ноги.
Зима была трудной. Бураны катились по степи, поднимая снег, гудели над одинокой юртой, словно безобразные духи-страшилища — кулчин. Дети от постоянного недоедания стали худенькими, вялыми, они почти не играли, кутаясь в шубы, молча жались к очагу. Тэмуджин за зиму сильно вытянулся, стал долговяз, нескладен, его серые глаза на худом лице казались совсем прозрачными, в них все время таилась тревожная тоска.
Оэлун решилась на крайнюю меру — зарезала кобылицу. А немного спустя волки днем, на глазах у всех, растерзали корову. Всей оравой бросились на них, отбили мясо. О еде до лета можно было не беспокоиться, зато не осталось никаких надежд сняться с этого проклятого места. Жеребенка днем и ночью держали на привязи возле дверей юрты. Волки часто подходили к самому жилью, разноголосо выли, и в темноте поблескивали огоньки голодных глаз.
Жеребенок обреченно ржал, бил копытцем мерзлую землю. Тэмуджин выскакивал из юрты, колотил обломком меча по пустому котлу; волки нехотя уходили и почти тут же возвращались назад. И однажды, отбросив котел, он с обломком меча кинулся в темноту. Оэлун побежала следом, спотыкаясь о сугробы, догнала, схватила за руку. Сын весь дрожал.
— Ты с ума сошел!
— Не могу больше! Ненавижу!
— Успокойся. Скоро весна. По теплу как-нибудь переберемся к людям.
— Люди? Нет людей! Есть только мы и волки, готовые сожрать нас.