– Мистер Туайфорд. – Даруэнт усмехнулся. – Говорят, сей ученый судья в молодости фехтовал с другим ученым джентльменом. Противник не то случайно, не то по злому умыслу проткнул ему… ну, весьма необходимую деталь анатомии. Вы не находите это забавным?
– Снова бравада? – спокойно осведомился священник.
– Вы правы! Еще раз прошу прощения. – Но усмешка не исчезла с лица Даруэнта. – А тем временем семья Фрэнка Орфорда…
– Вы имеете в виду, – прервал ординарий, – лорда Франсиса Орфорда?
– Его самого. Шепелявого щеголя, который трясся над каждым пенни. А его родня между тем позвякивала гинеями перед присяжными. – Даруэнт больше не улыбался. – Но кого заботит причина их вердикта?
Преподобный Хорас глубоко вздохнул:
– Только что вы предложили, чтобы мы побеседовали как друзья. Ну так не бойтесь – вы видите перед собой друга.
Несколько секунд Ричард Даруэнт молча смотрел на него, потом закрыл глаза.
– Благодарю вас, падре, – сказал он наконец.
– А теперь, – продолжал священник, снова усаживаясь в нише, – расскажите мне все.
– Самое интересное, падре, – то, о чем ни разу не упомянули в зале суда. Никакой дуэли не было.
– То есть как это не было?
– Даю честное слово! Я не пьян и не безумен. Кто-то убил Фрэнка Орфорда и свалил вину на меня. Я его и пальцем не трогал.
– Но почему вы не заявили об этом на суде?
– Я не осмелился.
– По какой причине?
– Мне сказали, и, думаю, правильно, что в суде лучше не говорить правду. Это весьма краткая история, но в ней столько сверхъестественного, что в нее нелегко поверить. Кроме того, я отвлекаю вас от ваших обязанностей.
– Вы моя единственная обязанность. Говорите!
Ричард Даруэнт вновь прислонился к стене. Бренди притупило ощущение зависимости от цепей, сковавших запястья и лодыжку, и воображение унесло его за пределы камеры, к зеленой траве и деревьям. К Долли Спенсер!
Он снова видел перед собой просторы Гайд-парка, где коровы и лани пасутся под деревьями и куда высший свет ежедневно в пять часов вечера приезжает прокатиться верхом.
– Это произошло в Гайд-парке со стороны Пикадилли вечером 5 мая, – сонным голосом начал Даруэнт. – Было почти восемь, и уже темнело. Я прогуливался в одиночестве. Вокруг ни души. Франты с Пикадилли, должно быть, уже сели обедать, не собираясь вставать из-за стола до двенадцати или часу ночи. Если помните, с этой стороны парка находится белая деревянная ограда, как на ипподроме, с широким въездом для карет. Углубившись в парк ярдов на десять, я увидел эту чертову карету.
Даруэнт заколебался. Преподобный Хорас, видя, что заключенный находится в полудреме, остерегался прерывать его.