Но слишком поздно: он уже увидел ее. Девушку потянуло к графу, будто магнитом, и она направила к статуе коня, чувствуя себя так, будто идет на гильотину.
Она придержала лошадь и уставилась на него, широко распахнув испуганные глаза.
Граф снял шляпу.
— Доброе утро, мисс Кэмптон.
— Доброе утро, милорд. Голос ее слегка дрожал, и она не могла унять эту дрожь. Ей показалось, она заметила легкую циничную улыбку, пробежавшую по губам графа.
— Пойдем к озеру?
— Да… это будет… очень приятно.
Ей казалось, ее голос звучит неестественно, но она ничего не могла поделать.
Они ехали бок о бок, а грум, поодаль, следом.
Илука не могла вымолвить ни слова, граф, кажется, тоже не собирался, так они и ехали в полном молчании под цоканье копыт.
Они добрались до озера, сверкавшего в лучах солнца.
Граф остановил лошадь и сказал:
— Я думаю, нам лучше оставить лошадей с вашим грумом, пройтись пешком, потом где-нибудь сесть и поговорить.
—Да… конечно… если хотите, — проговорила Илука.
Граф поманил грума, слезая с лошади, кинул ему поводья и дал указания, как показалось Илуке, слишком резким тоном, будто пребывал в дурном настроении.
Потом подошел к ее лошади и помог Илуке спешиться.
Едва он коснулся ее талии, едва Илука ощутила его близость, к ней вернулись воспоминания, точно молния осветила их вспышкой. Нет, как бы он ни сердился, как бы ни презирал ее, она все равно его любит.
Ах, если бы он еще раз поцеловал ее! Это было бы самое прекрасное, что только можно вообразить.
Они медленно пошли под сенью берез по узкой тропе, вьющейся среди кустов. Илука увидела скамейку, утопающую в зелени, и решила: вот самое удобное место для неудобного разговора с графом Лэвенхэмом.
Она села на прохладное дерево и облегченно вздохнула: здесь их никто не увидит, кроме катающихся на лодках по озеру.
Нервничая, она с особой тщательностью расправила юбки, а граф все не садился рядом, а только смотрел на нее с высоты своего роста.
Он стоял словно на пьедестале и был таким же надменным, как тогда, когда сидел за столом в своем доме. Еще тогда она подумала: этот человек никогда не смешается с толпой.
Но наконец Лэвенхэм опустился рядом с ней, так же, как несколько дней назад в будуаре в Лэвенхэме, и положил руку на спинку скамейки.
Потом снял высокую шляпу и положил рядом с собой.
И, как ей показалось, довольно мрачным голосом начал:
— Ну, мисс Илука Гэнимед? Что вы можете сказать в свое оправдание? Илука втянула воздух.
— Я… я очень сожалею, — проговорила она. — Я не собиралась… делать ничего плохого, но я понимаю, с моей стороны это было ошибкой… приехать в ваш дом.