— Ты про кого? — Мартынов замер, не донеся до рта вилку с куском ветчины.
— Про ребят из нашей группы.
— А-а-а… — Мартынов надкусил ветчину, и Синяков смог убедиться, что его зубы выглядят гораздо лучше, чем двадцать пять лет назад. — Если честно, то ни с кем… В люди никто из них не выбился. А с бродягами и алкоголиками мне и на службе разговоров хватает,
— Грошев, говорят, писателем стал.
— Попадалась мне его фамилия в сводках, — поморщился Мартынов. — То распитие в неположенном месте, то семейный скандал… А насчет его литературной деятельности ничего сказать не могу. В последнее время, кроме служебной документации, ничего не читаю. Тем более что к нынешним писакам отношусь с сомнением… Ну ладно там Островский или Фадеев. Они народ исключительно хорошему учили. Воспитывали. Путь указывали… А эти только ноют. И то не так, и это! Очернять все мастера… Но, слава богу. Воевода им воли не дает. К ногтю взял. Во всех редакциях наших людей поставил. Проверенных, выдержанных. Уж они-то никаких сомнительных идеек не пропустят. Не можешь про патриотизм писать, пиши про цветочки… Забегали эти писателишки сразу. Засуетились. Мы хорошие, дескать! И рады бы Воеводе задницу лизать, да не подпускают. Такое еще заслужить надо.
— А как же свобода печати? — наивно удивился Синяков.
— Так это и есть настоящая свобода, — в свою очередь удивился Мартынов. — Ты свободен гавкать, а я свободен тебе пасть затыкать.
Сказано это было с таким убеждением, что Синяков не сумел возразить, хотя и понимал, что подобные умозаключения могут завести очень далеко и совсем не в ту сторону, куда якобы следует шагать цивилизованной нации.
Выпив по третьей и уже ощущая себя как парашютист, подхваченный восходящим потоком воздуха, Синяков спросил:
— Стало быть, ты вашим Воеводой доволен?
— Почему нашим? Не исключено, очень скоро он станет всеобщим, — сказано это было как о чем-то само собой разумеющемся.
— Что ты имеешь в виду? Силой власть захватит?
— Зачем… Не те времена нынче. Путем, так сказать, демократических выборов.
— Вряд ли… — Синяков с сомнением покачал головой. — Там же зубры, мастодонты… Не сдюжит он.
— Сдюжит, — Мартынов прицелился вилкой в Синякова. — Он все сдюжит. Потому и шельмуют его везде, что боятся. Силу настоящую чуют. Как только до простых людей правда о нем дойдет, они свои правительства вмиг сметут. И не только в Москве, но и в Вашингтоне с Парижем.
— Скажи пожалуйста! — Чтобы изобразить неподдельный интерес, Синякову даже пришлось глаза выпучить. — А хоть что это за правда такая? Любопытно было бы послушать.