— Хочешь сказать, что лететь придется мне? — Синяков в упор уставился на нее.
— Ты же отец! — Она соскочила с табурета и всем телом навалилась на Синякова, обдав его забористой смесью запахов, где неизвестно чего было больше: табака, виски или парфюмерии. — Ты же любишь Димку!
— А ты? — Он попытался оторвать Нелку от себя, но в минуты душевного смятения она становилась цепкой, как прирожденный самбист.
— Я баба! — горячо и путано запричитала она. — Что я могу сделать? Я же там абсолютно никого не знаю! А ты в том городе пять лет учился! И в футбол начал играть! И боролся за сборную! Сам мне рассказывал! У тебя там куча друзей осталась! Ты обязан выручить Димку! Должны же у тебя, в конце концов, быть отцовские чувства!
— Что же ты про мои отцовские чувства раньше не заикалась, когда по суду его у меня забирала? — Он бросал ей сейчас в лицо обвинения, как комья грязи, а она даже не утиралась.
— Я хотела как лучше… Хотела ему жизнь устроить… Ты бы ему чем помог? Ты себе самому помочь не хотел…
— Зато ты помогла! — с горечью воскликнул Синяков. — Погубила ребенка!
— У меня в институте все схвачено было… Разве я виновата, что ректора перед самыми экзаменами за взятки сняли? Поздно уже было… А на службу я Димку в хорошее место пристроила. В элитную часть и подальше от всяких «горячих точек». Кто же знал, что так получится… — Она энергично возилась на кровати, пытаясь проникнуть под одеяло.
Возможно, Нелка действовала скорее инстинктивно, чем сознательно. Тело было ее главным, а кроме того, хорошо испытанным оружием, и, добиваясь чего-то, она пускала его в ход так же безотчетно, как кошка — когти, волчица — клыки, а змея — жало.
Но с Синяковым такие номера давно не проходили. Вся душа его была в шрамах от коварных Нелкиных ласк.
Едва только ее голая холодная ляжка коснулась его живота, Синяков выскочил из постели и, прикрываясь подушкой (даже в гневе он стеснялся своего заношенного нищенского белья), высказал все, что наболело за последний год и чего, наверное, сейчас высказывать не стоило бы.
— Кто же знал, что так получится, говоришь? А то, что каждому воздается по делам его, слыхала? Вот и дождалась ты наказания! За все твои подлые делишки!
За то, что ловчила всю жизнь! За то, что на чужое зарилась! За то, что везде без очереди лезла! За то, что других дураками считала, хотя сама как была чуркой неотесанной, так и осталась! Жаль только, что за грехи твои невинная душа пострадала!
— Ах вот ты как заговорил! — Она уселась на кровати, не стесняясь ни своей задранной до пояса юбки, ни выставленного напоказ срама. — Упрекать меня вздумал, жук навозный! Забился себе в норку и нос наружу высунуть боишься! Жизни испугался? Тряпка! А я еще на него понадеялась… Ну и хрен с вами обоими! Что отец, то и сыночек… Ты здесь подыхай, а он пусть там за решеткой сидит! В тебя уродился! Точная копия! Такое же чучело гороховое! Что другим с рук сходит, ему на шее камнем виснет! Ух, неудачники! Я за вас упираться не собираюсь! Ничего, пусть получит урок. Может, и поумнеет в отличие от папочки…