Ладно, думать некогда — ноги делать надо.
Пытаюсь приподнять девушку и сам от боли падаю на колени. Ребятки душу отвели на совесть. Кажется, я физически ощутил метафору «хрустальные яйца». И внутренние органы, похоже, распаялись. Но крови во рту нет, значит, все на месте. А боль — это мы потерпим. С медицинской помощью.
Высвобождаю из аптечки пару таблеток в облатках и глотаю. Наверное, многовато: даже одна такая пилюля может превратить чахлого от вечной мерзлоты престарелого мамонта в боевую машину пехоты с вертикальным взлетом!
Ну да что съедено, то съедено. И вообще, зубов бояться… На улочку въезжает Серега. На мощном, крытом черным лаком «урале» он походит на юного кентавра. Мотэ-цикл он самолично, с моей и Тимофеичевой помощью, перебрал по винтику. Сия машина — предмет вожделенной зависти всех подростков-недолеток.
— Бли-и-н, — только и произносит парень, рассмотрев «поле битвы». Даже под загаром видно, как посерело его лицо.
Пилюли действуют быстро и безотказно. Ленку я поднимаю легко и бросаю на заднее седло. Надеваю на нее закрытый шлем.
— Куртки?
— В сумке. — Парнишка передает мне баул. Переодеваюсь, загружаю в сумку весь арсенал.
— «Макаров»?
Серега протягивает мне пистолет. Но неохотно.
— Теперь — домой, и — чтобы не высовываться!
— А может…
— Живо!
Парень слез с мотоцикла, вздохнул. Протягиваю ему руку.
— Спасибо, Серега.
— Удачи.
Ленка сдергивает шлем и, перегнувшись, чмокает мальчишку в щеку.
— А теперь домой. Бегом.
— Ага.
Девушка вроде успокоилась.
— Ленка, у меня к тебе вопрос..
— Спрашивай.
— Почему вы ушли из домика, с чердака?
— Даже не знаю. Мне как-то беспокойно стало. Очень.
— Интуиция?
— Ну, я не знаю даже… Беспокойно, и все.
— А где ты научилась так стрелять?
— Я же тебе рассказывала, что ходила в девичестве в кружок, в дом пионеров.
— Ну?
— Так вот: этот кружок был стрелковый. У меня даже разряд есть.
— Юношеский?..
— Почему юношеский. Взрослый. Пневматический пистолет и малокалиберная винтовка.
— «Пээм» очень даже не пневматический.
— А какая разница. Принцип один.
— И люди мало похожи на мишени. Девушка замолчала, глядя в одну точку.
— Ты знаешь… Две недели назад я бы так не смогла… Честно. Просто… И этот особняк… И потом… Ведь они же… Не люди. — Девушка смотрит мне в глаза с тоской и надеждой:
— Правда?
— Правда.
Эти ребята сами отказались быть людьми, выдумав для себя иные критерии отсчета. И получили по ним сполна. Хотя — не нам это решать.
— Держись! — И даю по газам.