Редкая птица (Катериничев) - страница 23

— По вкусу.

Потом воровато оглянулся на дверь и извлек из шкафа громадный трехэтажный сандвич — с жареным мясом,луком, салом, помидорами и Бог знает с чем еще. К такому не кофе, к такому горилка с перцем в самый раз. Лейтенантше такого не сотворить — не та фактура, или, по-научному, не то видение жизни.

— Гарно зроблено, — ввернул я по-украински.

— Атож.

Кузьмич подождал, пока я насыщался, деликатно прихлебывая пустой кофеек.

Потом сказал:

— Рассказывай.

Я изложил свою версию событий. Кузьмич кивал.

Раскладку на меня он, надо думать, уже получил. Умный, русский, беспартийный, в меру пьющий, разведен. Хорошая считалочка получается. Дальше: не был, не состоял, не привлекался, не участвовал, не служил (что и подтверждается военным билетом, согласно которому я рядовой, состав — солдаты, не служил). О том, как я бороздил просторы Мирового океана, знает такой узкий круг ограниченных лиц, что ограниченнее не бывает. Я не прохожу ни в одном компьютере ни одного ведомства; правда, это не значит, что какой-нибудь ретивец на свой страх и риск не завел на меня папочку, — но что в ней? Слезы… Все «бумаги» вместе с дорогой моему сердцу формой и кортиком укрыты в несгораемом ящике, который сам спалит в прах собственные внутренности, ежели к нему намылится любой другой человек, кроме единственного имеющего доступ.

Ну а трудовой стаж — в зеленой книжице, как у прочих трудящихся. К тому же я — кандидат наук. Исторических. Это — без балды. Может, теперь, пока не у дел, докторскую тиснуть? В свете новых веяний, так сказать… О войне Украины с Турцией за Крым, к примеру! Что докторская — национальным академиком стану, на серебре есть буду, на золоте пить, и мое славное имя на скрижалях или где там еще…

— Учитель, говоришь?

— Преподаватель, — скромно поправляю я. Называть себя ученым еще не привык — несмотря на большие творческие планы.

— А где так драться научился?

— На секцию бокса ходил. В детстве. Первый разряд, — застенчиво произношу.

И еще более застенчиво добавляю; — Юношеский.

— И стрелять там же, на секции?

— Случайно. С перепугу.

— Ты это… Знаешь, кого повязал? С перепугу-то?

— Кого?

— Григорий Голубенников, кличка — Сивый. Он же — Тесак.

Кузьмич пристально наблюдает за мной, стараясь заметить реакцию. А реакции — никакой. Здесь он профессионал, не я. Ни фамилия, ни клички мне ничего не говорят. Пожимаю плечами.

— Ну-ну, пре-по-да-ва-тель, Они-то уверены, что ты — подсадка. Причем профессионал.

— А-а-а… — тяну неопределенно. И думаю, каково на моем месте было бы оказаться действительно историку, какому-нибудь специалисту по поливной керамике или иконописи тринадцатого века. Не, по-моему, я все сделал правильно. — А девицы? — меняю тему. — Это ж ходячий триппер в юбке, прямая угроза отдыхающим трудящимся!