Беглый огонь (Катериничев) - страница 3

Всегда, когда он хотел. Везде, где хотел он. Он был ее мужчина.

Три года… Три года она была его рабой, его радостью, его счастьем… Он был ее мужчина. Его больше нет. Как и ее ребенка… «Никого не пощадила эта осень…»

…Девушка бросила взгляд на часы. До контрольного времени было семь минут.

С секундами. Этот вальяжный барин не знает, что истекают последние мгновения его жизни. И не узнает никогда. Он ничего не успеет почувствовать, даже того, что его уже не стало.

Гости прибывали. Вот еще одна пара; он — лысеющий живчик с прядью некогда густых и кучерявых волос, зачесанных на лысину аккуратным пробором, она — молодящаяся тетка лет сорока пяти, длинная, сухая, с лицом, похожим на выглаженный утюгом пергамент: пластика и макияж превратили ее лицо в нечто кукольнообразное, но складки у губ остались, выдавая характер записной стервы.

Сладкая парочка, нечего сказать… Цели… Ее будущие цели… Прошедшие все круги предательства, чтобы стать тем, чем они стали.

До выстрела — четыре минуты. Если будет команда-подтверждение. То, что она будет, девушка не сомневалась. И хозяин-барин умрет. Без боли. Это профессионально…

…Ее били жестоко. В грудь, в живот, каждым ударом выбивая так недавно зародившуюся в ней жизнь. А ее мужчину… Его застрелил снайпер, прямо в центре Москвы, белым днем. Ошалелые охраннички просто затолкали убитого в машину и умчались…

А тогда она этого не знала. Как и те, кто ее истязал. Чего они хотели?

Какую-то информацию? Ну да, они все повторяли: «Ты должна знать, где он хранит документы!»

А она не знала. Никогда ничем он с ней не делился — берег. Но не уберег. Ни ее, ни ребенка, ни себя.

Ее били в живот. Она терпела нестерпимое и ждала… Ждала, что ее мужчина придет и спасет ее… Он не мог не прийти, если бы был жив… Она тогда верила, что он жив.

Удар сложенными пальцами был словно ножевой; она почувствовала, как что-то оторвалось и умерло в ней. Ей казалось, сама она тоже умерла. И не видела, не слышала, не чувствовала потом уже ничего, кроме пульсирующей черным боли.

После пыток ее должны были убить. Но не убили. Бросили в каком-то подвале подыхать. Она и умерла бы, если бы не случай: жилец-пенсионер по какой-то столярной надобности спустился в этот бесхозный подвал, обнаружил избитую до беспамятства женщину и безымянно отзвонил в «Скорую помощь».

Ее спасли. Когда открыла глаза, первое, что она произнесла, было: «Он жив?»

Медсестра отвела взгляд. Поняла, о ком спрашивала чудом оставшаяся в живых совсем еще молодая женщина.

Ей сказали все потом. Это был мальчик. Маленький, беспомощный комочек, убитый в ней. Пока он был жив, она разговаривала с ним, советовалась, слушала его молчаливые жалобы и чувствовала его любовь и к себе, и к своему отцу — сильному, умному, нежному.