Он долго сокрушался о трубке из слоновой кости и никак не мог простить фашистам такой пакости. Он был зол и огорчен так, будто его ранили снова, в девятый по счету раз»19.
Опять пропала «бухгалтерия», но поединки продолжались. Разгром немецких и финских дивизий на Карельском перешейке, погрузка в эшелоны, Литва, тяжелые бои…
На землю фашистской Германии командир группы снайперов старшина Номоконов вступил в составе 695-го стрелкового полка 221-й мариупольской ордена Красного Знамени стрелковой дивизии. С любопытством смотрел он на дома с высокими острыми крышами, на луга и рощи, будто подстриженные под гребенку. В помещичьем имении, занятом нашими войсками, увидел аккуратные цифры на деревьях – обыкновенные сосны были тщательно пронумерованы. И на позиции забылся Номоконов – продолжал с удивлением рассматривать Германию. Пуля немецкого снайпера ударила в землю, взвизгнула, вспорола кожу на голове, обожгла, и тогда Номоконов снова поднял винтовку.
Это было в первых числах нового 1945 года.
Незадолго до Дня Победы промелькнуло во фронтовой газете сообщение, что на Земландском полуострове, за Кенигсбергом, в тыл немецко-фашистских войск, отходивших к порту Пиллау, пробрался снайпер, в прошлом охотник из Забайкалья. Необычную позицию выбрал он – под шпалами железной дороги. Глубокую нору отрыл, в полный рост, прикрыл плащ-палаткой, ветошью. Когда стреляли из орудий и грохотал поезд, высовывал снайпер свою винтовку и бил на выбор: на шоссейной дороге, проходившей рядом, было большое движение. Не понимали гитлеровцы, почему стреляют в них из своих поездов, шарахались, бежали.
Действовал Номоконов. Во рту у него по-прежнему была трубка. Старшина вырезал остов ее из какого-то дерева, росшего на немецкой земле, и приделал к нему старый мундштук, перехваченный золотыми колечками. Гитлеровцы не сдавались, переходили в контратаки. Много стрелял в эти дни снайпер, но убитых уже не считал…
Очень памятен День Победы Номоконову – он встретил его на Земландском полуострове, на берегу Балтийского моря. Вечером он выковыривал пулями последних фашистских убийц – самых злобных и опасных, которым и сдаваться было нельзя и которые зарылись в землю… А утром пришло большое сообщение. Наступившая тишина вдруг всплеснулась криками и оглушительными выстрелами салютов. В этот радостный день у чахлого деревца, росшего на обрыве у моря, стоял человек из тайги. Кричали чайки, внизу шумел и клубился белый прибой, на берегу, с орудиями, поднятыми вверх, стояли танки, стреляли в лазурное небо зенитчики, и тогда Номоконов вскинул снайперскую винтовку. Впервые в жизни он позволил себе расстрелять обойму патронов в воздух.