В углу тут же появились карты.
— Кто раздает? — глухо спросил один из игроков.
— А? Сирота.
— Ты перед этим слил, ты и сдавай, Кисель, — ответил тот, который минуту назад разговаривал с медсестрой. — Нет, погоди, у нас тут свежий есть. Может, он сыграет? Слышь, кореш, в буру перекинемся?
— Благодарю, — спокойно ответил Панфилов, — не обучен.
— Херня, — махнул рукой Сирота, — научишься. Главное — начать.
— Потом, в другой раз, — твердо сказал
Константин.
— Ты че, брусок, брезгуешь? — с неожиданной злостью произнес Сирота.
— Не заводись ты, — успокоил его Кисель, — бери стиры, я уже сдал.
Сирота неохотно взял карты, метнув уничтожающий взгляд на Константина — мол, еще разберемся.
Несмотря на то что на улице стоял мороз, здесь, в палате, было тепло и даже душновато. Больничные ароматы смешивались с запахом немытых тел и еще чем-то, создавая тот неповторимый стойкий аромат, который, однажды узнав, невозможно забыть до конца жизни.
Блатные в углу принялись увлеченно играть в карты, казалось, совершенно позабыв о новеньком.
— Моя взятка, — доносились крики из угла.
— Что ты гонишь?
— Моя, говорю.
— А ну покажь, покажь.
— Во, бля буду.
— Ладно, бери.
Сидеть было неудобно, и спустя минуту Константин лег на спину. Глядя в серый с грязными разводами потолок, он старался гнать от себя тяжелые мысли.
Больной на соседней кровати зашевелился, и из-под одеяла высунулась растрепанная голова. Мужичок лет сорока сонно заморгал, протер ладонью глаза. Приглядевшись к Панфилову, он негромко спросил:
— Свежий?
— Что? — не расслышал Константин.
— Новичок, говорю? — Угу.
— По чем бегаешь?
— Не понял.
— За что взяли?
— Так, ни за что.
Мужичок хитровато улыбнулся.
— Так только кошки родятся. Если сюда попал, значит, за дело.
Константин не испытывал никакого желания выворачивать душу наизнанку. Но сосед почему-то вызывал у него доверие, и Панфилов коротко сказал:
— Тачку угнал.
— Это хорошо, — одобрительно сказал мужичок, чем вызвал немалое удивление собеседника.
— Что ж хорошего? — спросил Панфилов, все так же мрачно глядя в потолок.
— Многому тебе еще учиться надо, — сунув руку под голову, сказал сосед. — Понятий не знаешь. Косяков можешь напороть столько, что… — Он многозначительно чмокнул губами.
— А ты за меня не волнуйся.
— Так ведь мораль христианская не позволяет.
— Ты что — поп? — с недоверием произнес Константин.
— До священника, к сожалению, я не доучился, — вполне серьезно сказал сосед, — нагрешил. А так можно сказать, что поп.
Константин не сдержал любопытства и повернулся, чтобы посмотреть на странного соседа.