Раздались вопли детей — в прихожей установили видеоигры, и они полностью погрузились в новое развлечение. Бармен принес еще две порции двойного виски. Когда Чарли и Голд выложили на стойку по двадцатке, он в знак протеста воздел руки.
— Ребята, это бесплатный бар! Вам поклоны от доктора и миссис Марковиц.
Голд раскурил потухшую сигару.
— Значит, я не в черном списке? Что-то верится с трудом! Когда я разговаривал с Эвелин в последний раз, было очень непохоже, что она собирается угощать меня виски.
— О, забудь все это, Джек. Теперь сестрица богата, у нее другие проблемы. Вряд ли она будет ворошить старое.
— Знаешь ли, Чарли, я и сам не пойму, зачем я приперся сегодня. Конечно, мне надо потолковать с Хоуи, но это можно было сделать и попозже, вечером. Наверно, лучше бы я так и сделал.
Полная блондинка лет двадцати с небольшим (она стояла по ту сторону Переполненного зала) поймала взгляд Голда и помахала ему рукой. Она взяла из коляски ребенка и начала медленно пробираться между столами, направляясь к бару.
— Слушай, Джек, Лестер рассказал мне один анекдот. Тебе, наверно, понравится. Знаешь, почему в Сан-Франциско одни гомосеки, а в Лос-Анджелесе — одни юристы?
Голд не мог оторвать взгляда от приближающейся женщины — та улыбалась.
— Почему?
— Потому что Сан-Франциско разрешили выбирать первым! Когда увидишь Хоуи, расскажи эту хохму ему. Или нет: пусть лучше Лестер ему расскажет.
— Привет, папочка!
Уэнди была невысокого роста, хороша собой, но весила фунтов на двадцать пять больше, чем хотелось бы. На ней был комбинезон цвета хаки, весь в молниях и пряжках. Штанины в складку постепенно сужались книзу и туго обхватывали икры. На фотомодели из журнала «Вог» такой костюм смотрелся бы потрясающе, а на ее полной фигуре он был мило смешон. Однако вся ее внешность восхитительно преображалась из-за лица: щеки, гладкие и белые, как фарфор, светились здоровой бледностью. Но основной достопримечательностью были глаза — небесно-голубые и сверкающие энергией, оптимизмом и бесхитростным умом.
— Привет, детка. — Осторожно, чтобы не придавить младенца, Голд заключил ее в объятия.
— Спасибо, что пришел, папа, — прошептала она ему на ухо. — Я так рада, что ты здесь. Они долго стояли, прижавшись друг к другу, пока Чарли не подошел и похлопал Голда по плечу.
— Эй, але, можно прервать ваш танец?
Голд отпустил дочь, но та продолжала крепко держать его за руку. Ее глаза светились любовью и гордостью.
— Уэнди, — сказал Чарли. — Неужто не поцелуешь старого «дядюску Цялли»? Дай взглянуть на малыша, я не видел его со дня его