На мгновение мелькнула сумасшедшая мысль: а что, если пробиться на прием к Сталину и объяснить ему ситуацию? Может, и впрямь он многого не знает?! Но нет, едва ли такое возможно… Нужно трезво все взвесить и самому попытаться спасти Талызина. Припомнилась фраза Берии: «Человек, побывавший в руках у немцев, является потенциальным шпионом и диверсантом. Это аксиома».
Машина мчалась, разбрызгивая маслянисто поблескивающие лужи. Шофер лихо осадил ее у знакомого старинного особняка, освещенного двумя фонарями.
x x x
Экзаменационную сессию Талызин сдал удачно — по крайней мере, без «хвостов», хотя по геофизике он и висел на волоске.
Их группа решила отметить окончание сессии и начало зимних каникул. Собрались в кафе, наискосок от института. Было шумно, весело, пельмени исходили паром, пиво лилось рекой. Ну, если не рекой, то, по крайней мере, ручьем…
Компания поначалу чинно разместилась за разными столиками, затем было решено объединиться, сдвинув столы. Талызин, не успевший сесть, в некоторой растерянности огляделся: все места близ него оказались заняты.
— Сюда, Иван! — услышал он сквозь шум и гам. Талызин повернул голову: ему призывно махала рукой Ляля, сокурсница, с некоторых пор кидавшая на Ивана неравнодушные взгляды.
— Есть плацкартное место! — перехватив его взгляд, Ляля похлопала по стоящему рядом стулу.
— Что, детинушка, невесел? — спросила Ляля, лукаво улыбаясь.
— Что головушку повесил? — подхватила ее смешливая соседка и прыснула.
Незаметно за столом разговор перешел на серьезную тему: по какому пути пойдет страна, которая совсем недавно победила в страшнейшей из войн. Подавляющее большинство сходилось на том, что самое трудное позади, и светлое будущее не за горами.
— …Так давайте выпьем за великого Сталина — вдохновителя и организатора всех наших побед! — с энтузиазмом провозгласил тост комсорг курса, рыжий долговязый парень, к которому Талызин с первого дня занятий почувствовал безотчетную антипатию, хотя тот вроде всегда произносил верные слова. Впрочем, антипатия, кажется, была взаимной.
Все шумно поднялись с мест, чокнулись пенящимися кружками.
Наблюдательный Иван успел заметить, как сидящий напротив него Володя-Молчун, вечно хмурый молодой человек примерно одного с Талызиным возраста, поставил на стол свою кружку, только поднеся ее ко рту, но не пригубив.
Иван знал, что родители Володи были репрессированы в 1937 году. Отец, ведущий инженер одного из оборонных заводов, обвинялся в том, что хотел организовать покушение на Сталина. А спустя четыре дня забрали и мать. Когда началась война, отца Володи выпустили, и он налаживал производство взрывчатой смеси для борьбы с фашистскими танками. Потом отец Владимира добился, чтобы его, несмотря на больное сердце, приняли в ополчение, и уже глубокой осенью сорок первого погиб под Москвой.