— Совсем неплохо, пока мы будем вместе, — буркнул Герд Хайен.
— Это правда, — признал Мартен. — Но прежде нам придется разделиться, и лишь потом ударить разом, с двух сторон: с севера и с юга.
— Как это вы полагаете сделать?
Мартен оживился. Только теперь общий тактический план отчетливо обрисовался у него в мозгу.
На южном побережье Блекинга, в двадцати милях от входа в Кальмарский пролив, стояла Карлскрона — датская крепость с военным портом, в котором маленькая польская флотилия могла бы на несколько дней найти убежище. Стоянка кораблей пана Бекеша в этом порту наверняка бы не ушла бы от внимания вице-адмирала Столпе, руководившего шведской блокадой Кальмара, а в результате его флот занял бы оборонительные позиции в проливе, между южным входом в него и Кальмаром. Пер Столпе был, разумеется, достаточно предусмотрителен, чтобы оставить какие-то силы и к северу от осажденного города, быть может, даже и в окрестностях Борнхольма, и даже Готланда. Но он не мог излишне распылять силы, значит операции вдали от пролива будут носить скорее разведывательный характер, причем в достаточно ограниченном районе.
Мартен предлагал, чтобы два транспортных судна под эскортом «Сепа»и обоих хольков с сохранением всех мер предосторожности вошли в условленное время в Кальмарский пролив с юга и поспешили изо всех сил на север, к Кальмару. Тем временем «Зефир» обогнул бы остров Оланд с востока и севера, чтобы зайти в тыл шведской эскадры и внезапно её атаковать. Гром орудий стал бы сигналом атаки и для «Сепа», и для «Давида»с «Эммой», а шведы, оказавшись в западне, скорее бы всего сдались. Если бы даже судьба битвы осталась в этих обстоятельствах неопределенной или обернулась не в пользу польского конвоя (в чем Мартен сомневался), то все равно у транспортных судов хватило бы времени войти в залив и укрыться под зашитой крепостных орудий. Таким образом главная цель экспедиции — доставка припасов гарнизону Кальмара — будет достигнута, что же касается кораблей эскорта, они могли бы отступить или на север, или на юг и вернуться в Гданьск.
Бекеш слушал его речь, напряженно наморщив брови и сверкая глазами, но по мере того, как описываемые Мартеном события проплывали в воображении перед его глазами, лицо его прояснялось. В конце он не выдержал, хлопнул ладонью по столу, сорвался с кресла, которое с грохотом опрокинулось на пол, и схватив знаменитого корсара за шею, расцеловал в обе щеки.
— Чтоб с меня шкуру содрали! — воскликнул он. — Чтоб меня в монахи отдали, если этот план не достоин Цезаря! Почему же среди нас, паны-браты, не было тебя, когда мы под Стегеборгом шведов воевали?