И тут же услышала слишком хорошо знакомый ей смешок:
— Очнулись, сударыня, и уже пытаетесь сопротивляться?
Маша чуть не выпустила одеяло из рук. И только сознание, что она в одной ночной сорочке, заставило удержать его на себе. Да, голос был слишком знакомя принадлежал, без всякого сомнения, самому ненавистному из всех людей — графу Лобанову.
Дрожащее пятно света возникло за пологом, и на пороге появился Цэден с фонарем в руках. Он молча приблизился к графу, и тот, перехватив у него фонарь, поднес его к Машиному лицу. Девушка зажмурилась, а граф удовлетворенно ухмыльнулся:
— Жива-здорова, голубушка, а ты боялся, что не проснется! — Он похлопал по плечу бурята. — Девица она крепкая и не к таким испытаниям себя готовила, так что твоя настойка ей только на пользу пошла!
Жандарм что-то быстро прошептал Лобанову, и тот недовольно проворчал в ответ:
— Хорошо, хорошо, напои и накорми ее получше! Сколько она у нас проспала? Не иначе, двое суток…
— Двое суток? — Маша рывком села на постели и с ненавистью посмотрела на своих тюремщиков. — Извольте объяснить, граф, как я оказалась в этой юрте и но какому такому праву вы усыпили меня?
— Голубушка, — граф лениво зевнул и прикрыл рот ладонью, — вы сражались с казаками и царапались, как тысяча диких кошек, поэтому мы вынуждены были напоить нас сонной настойкой, чтобы на шум не сбежался весь поселок…
— Вы лжете, граф! Я знаю точно, что потеряла сознание и не могла поэтому оказывать сопротивление вашим казакам.
Вы воспользовались моей слабостью, чтобы тайно увезти меня из Терзи. Других объяснений вашему поступку я не нахожу!
— А от вас этого и не требуется, — усмехнулся Лобанов, — в моих полномочиях арестовать вас и доставить в Иркутский острог, и, естественно, я не хотел особо привлекать внимание к нашему отъезду.
— Выходит, никто об этом не знает? И Мордвинов? И мой супруг?
— Вы слишком разговорились, Мария Александровна, — заметил сухо Лобанов, — и задаете недопустимо много вопросов. Советую вам до Иркутска придержать свой язычок! Сейчас вас хорошо покормят, а потом вы опять ляжете спать я не будете докучать ни мне, ни Георгию вопросами: все равно до норы до времени ответов на них не получите. А если будете настаивать, — граф склонился над Машей и, вплотную приблизив к ней свое лицо, едва слышно прошептал:
— Я определю вам наказание, от которого, я в этом не сомневаюсь, получу истинное наслаждение.
Маша вздрогнула, попыталась плотнее закутаться в одеяло и отползти как можно дальше от него, к стене юрты. Но рука графа настигла ее и больно ущипнула за щеку. Что было силы она оттолкнула его от себя. Лобанов пошатнулся от неожиданности и, не поддержи его Цэден, непременно бы упал.