— Что такое? — спросила испуганно Зинаида Львовна и прижала руку к сердцу. — Что это за письмо?
— Матушка, — князь посмотрел на жену и вдруг заплакал, — с Митей несчастье. Антон, его камердинер, написал мне, что наш сын заключен в Петропавловскую крепость за попытку убийства племянника императора великого князя Василия…
— Господи! О чем ты говоришь? Наш Митя? Не может быть! — закричала княгиня и перекрестилась на образа. — Разве он способен на такое?
— Матушка, успокойся. — Князь всхлипнул и прижал голову жены к своей груди. — Он ранил князя Василия в плечо из пистолета и, кроме того, жестоко избил его, сломал, кажется, челюсть…
Зинаида Львовна, не дослушав, коротко вскрикнула, оттолкнула руки мужа и потеряла сознание.
До Петербурга они добирались больше двух недель. Осенняя распутица, разбитые дороги, обеды на скорую руку, а то и всухомятку, с жидким чаем, который на почтовых станциях им подавали прямо в карету, — все это было ничто по сравнению с их отчаянием и горем.
Поначалу Маша пыталась разговорами отвлечь Зинаиду Львовну и Владимира Илларионовича от тягостных дум. Но, вольно или невольно, они вспоминали какое-нибудь событие, связанное с Митей, и тихая беседа заканчивалась слезами.
Поэтому девушка прекратила всякие попытки успокоить дорогих ее сердцу людей и, прижавшись головой к стенке экипажа, старалась задремать, чтобы забыться и не вспоминать о тех горьких минутах, когда ее любимый в первый и последний раз был ласков и нежен с ней. Возможно, ей следовало уступить ему тогда во флигеле, и кто знает, как бы в этом случае повернулись события? И нет ли и ее вины в том, что произошло с Митей?
Из его последнего письма они узнали, что Митя получил назначение старшим офицером на придворную яхту «Церера». Случайно оно запоздало и пришло на следующий день после сообщения Антона. И это радостное и счастливое письмо, в котором он описывал свою службу на «Церере», стало последней каплей в океане горя, поглотившем Полетаеве и его обитателей.
Князь в одну ночь поседел и курил одну трубку за другой…
И Маша с тоской наблюдала, как он рассыпает табак, а за обедом не может справиться с ножом и вилкой, часто роняет их, и вдруг, прикрыв глаза салфеткой, горько всхлипывает.
Этот высокий красивый человек, которому никто не давал его пятидесяти шести лет, в мгновение ока превратился в дряхлого старика с трясущимися руками и потускневшим взором.
Зинаида Львовна выглядела не лучше. Она перестала обращать на себя внимание, а темные платья и чепец подчеркивали глубокие тени под глазами и отчетливо проступившие морщины на лбу и в уголках рта. Прекрасные карие глаза, прежде так украшавшие ее, болезненно блестели, а лихорадочный румянец еще сильнее оттенял неестественную бледность лица.