И я ударила его.
Не помню, сколько раз.
Да простит меня Господь!
Потом я... я ушла... мне надо было избавиться от ножа, понимаете. На моей одежде и на руках не было крови... не должно было быть много крови. Вся его спина была в крови, и весь нож — в крови, но на мне — ни капли. Я бы не смогла выйти на улицу с...
Я вернулась в дом...
Миссис Хеннесси не видела меня, она была на кухне...
Все произошло так быстро...
Я бросилась в офис...
Вытащила нижний ящик стола и бросила нож внутрь стола, а потом стала разбрасывать вещи из ящика по комнате, чтоб создать видимость того, что кто-то пришел ограбить церковь и убил...
О, Боже мой!
Убил патера!
О, Боже мой!
Убил дорогого отца Майкла!
* * *
Потом Карелла слушал скучный рассказ о том, как она шла домой уже темными улицами, как родители увидели ее в гостиной с книгой в руках, когда вернулись домой с работы, как она сказала матери, что жаркое уже в духовке.
«Тринадцать, — подумал он. — Только тринадцать!»
И он признался с тяжелой грустью, что в этом городе ночь, которую он так любил, сегодня наступает слишком быстро.
И еще ему подумалось, что уже, пожалуй, слишком поздно прочесть вечернюю молитву.
Нелли Бранд следила за ним. Как будто читала его мысли и точно так же думала. Их глаза встретились. Вдали послышались звуки сирены «скорой помощи».
Мэрилин Холлис везли в госпиталь «Генерал Мурхауз», где сообщат о том, что ее доставили уже мертвой.
* * *
Опустилась ночь.
От клубящихся облаков небо было черным. Они сидели в маленьком садике позади церкви. Слышались звуки сирен «скорой помощи», приглушенные расстоянием. Вдали на небе буйствовали вспышки молний.
— Давно тебя не видел, — сказал он.
На нем было черное платье из натурального хлопка с расшитыми черным шелком сосновыми шишками, из которых складывался контур фаллоса, с разрезами по бокам, сквозь которые проглядывали мускулистые ноги и бедра.
— Да, были проблемы, — сказала она.
На ней была красная кожаная юбка с разрезами до бедра. Низкий вырез вечерней шелковой блузки открывал ее груди. Красные туфли на высоком каблуке. Губная помада кроваво-красного цвета. Красные свисающие серьги.
— Рассказывай, — сказал он.
И она поведала ему эту историю.
Он задумчиво слушал ее.
Потягивал напиток и слушал.
— Можно было и проще, — сказал он наконец.
— Я так не думала.
— Слушай, я бы вышвырнул его в два счета! Легко и просто!
— Я не хотела, чтоб ты знал, что у меня есть сын, и ему двадцать два года.
— Поэтому ты пошла к священнику-католику?
— Да!
— Попросить, чтоб он вмешался?
— Да! А иначе как бы я могла продолжать ходить сюда, если здесь был и Эндрю с его проклятым голубым дружком?