Скайлер кивком подал знак дьякону.
Стенли ударил девять раз в тяжелый колокол: три раза — лицом к югу и «алтарю», а потом, поворачиваясь против часовой стрелки, — по два удара в оставшиеся стороны света.
К этому времени воздух посвежел. Скайлер подошел и встал внутри раскрытого угла, созданного обнаженными ногами «алтаря». Обратившись к собравшимся, он воздел руки и изобразил пальцами обеих рук знак козла. По этому сигналу четыре прислужника встали рядом — мальчик и девочка с каждой стороны.
Скайлер произнес по-латыни: In nomine magni del nostri satanas...
Во имя нашего великого бога сатаны...
"...мы стоим перед живым «алтарем».
Ему в унисон и тоже по-латыни повторяли прислужники: «Мы молим о помощи, о владыка, убереги нас от нечисти!»
— Нашему господу, тому, кто создал землю и небеса, ночь и день, тьму и свет, — нараспев произносил Скайлер, — нашему властелину ада, который велит нам радоваться...
— О, владыка, избавь нас от несправедливости! — пели дети.
— Великий сатана, прислушайся к нашим мольбам, — сказал Скайлер, — покажи нам твою ужасную силу!
И все дети пропели: Et tecum. И с тобою тоже.
И все собравшиеоя встали и в возбуждении победно прокричали: «Слава сатане! Слава сатане!»
* * *
Детектив Мейер совершенно случайно оказался в дежурной комнате — он хотел посидеть и разобраться с рапортами недельной давности, — как по другую сторону деревянной решетки в дверях комнаты вдруг материализовался белокурый парень в темно-синем костюме в полоску.
— Извините, — произнес он.
— Да? — сказал Мейер, глядя на него из-за пишущей машинки.
— Мне нужен кто-нибудь из тех, кто ведет дело об убийстве священника. Сержант внизу сказал, что я, может, найду кого-нибудь в этой комнате.
— Я этим не занимаюсь, — сказал Мейер и подумал: «Никогда не отказывай добровольцам». — Пожалуйста, проходите. Я — детектив Мейер. Может быть, смогу помочь.
Хоббс отворил решетчатую дверь и вошел в помещение. Судя по тому, как он осматривался, ему наверняка не приходилось раньше бывать в полицейском участке. Он обменялся с Мейером рукопожатием, поблагодарил за предложенный стул, представился и затем сказал: «Я — тот, кто разрисовал те садовые ворота!»
Это, как выяснилось позже, был первый залп, нацеленный в матушку Хоббса, которая — только послушать, как он это рассказывал! — была причиной всех его несчастий! Она виновата не только в том, что он — гомосексуалист...
— Вы знаете, я — голубой, — скромно признался он.
— Ни за что в не подумал, — сказал Мейер.
— Да, — подтвердил тот. — И, конечно же, это вина Эбби, потому что в детстве она одевала меня в девчачьи платья и заставляла носить длинные, как у пажа, волосы...