– Конечно, переставляла. Не потому, что делала это специально, но чтобы добраться до сахара, соли, перца.
– Сахар, соль, перец. Самый ходовой буфет, – Флинн вздохнул. – Благодарю вас, миссис Сэйер.
– Если вам понадобится что-то еще, дайте мне знать, – ответила та. – Мне пора заниматься своими делами, если я хочу закончить их до полуночи.
– Хорошие люди, – Флинн налил себе чая. – Соль земли, – хлопнула дверь кухни. – Разумеется, именно они всегда уничтожают улики.
Они сидели в креслах, обитых красной кожей, оба в свитерах, один еще и в пиджаке, Флинн – с чашкой чая, Флетч – с бокалом виски с водой.
Сквозь прозрачные шторы в окна заглядывало темное небо. Резкие порывы ветра секли стекла струями дождя.
На Бикон-стрит, шестью этажами ниже, сновали машины. Изредка до кабинета долетал визг их тормозов.
– В такие темные, мрачные дни мне вспоминается детство, годы, проведенные в Мюнхене. Вот уж действительно мрачные дни.
– В Мюнхене?
– Да, да. В такие дни мне приходилось идти в спортзал, отжиматься, подтягиваться на перекладине, бороться до кровавых зайчиков в глазах.
– Вы же ирландец.
– Или бегать кроссы с мокрым от дождя и пота лицом, с прерывистым дыханием, когда каждый шаг дается тяжелее предыдущего. Отличный способ воспитания юношей. Именно Мюнхену я обязан сегодняшним здоровьем.
– А почему вы все это делали?
– Я был членом гитлерюгенд <Фашистский аналог пионерской организации.>.
– Вы?
– Да, я. Чего только не узнаешь о человеке, если покопаться в его прошлом.
– Вы говорите о Jugendfuehrer?
– Совершенно верно.
– Это же невозможно.
– Тут вы неправы. Невозможного нет. Как виски?
– Отличное.
– Сам я не пью, поэтому мне трудно выбирать для других. В данном случае мне понравилась бутылка.
– С виски вы не ошиблись.
– Одной бутылки вам, я чувствую, хватит надолго. Пьете вы мало.
– При вас я сдерживаюсь. Как мог Фрэнсис Ксавьер Флинн быть членом Jugendfuehrer?
– Я, наверное, тысячу раз задавал себе этот вопрос.
– Все равно, позвольте спросить вас об этом.
– Ирландская Республика, разумеется, практически не участвовала в войне. Сохраняла нейтралитет, оставаясь, так сказать, на стороне союзников. Мой отец был консулом Республики в Мюнхене. Вы начинаете соображать, что к чему?
– Нет.
– В 1938 году, мне тогда было семь лет, меня оставили в Мюнхене с родителями, вместо того чтобы отправить в Ирландию. По-немецки я говорил так же хорошо, как местные дети моего возраста, выглядел и одевался, как немец. И, как говорил мой отец, взял на себя немалую ответственность.
На публике мой отец во всем соглашался с нацистами, хотя ненавидел их идеи, как должно всякому порядочному человеку. Мы провели в Германии всю войну. Я ходил в немецкую школу, вступил в гитлерюгенд. Шорты, галстук, салют, все прочее. Маршировал на парадах. Отличался в спортивных соревнованиях. Люди забыли мое ирландское происхождение.