— Ты не бросишь меня?
Я был рад темноте, так как мои глаза наполнились слезами.
— Нет, — отрывисто сказал я.
— Интересно, о чем я подумаю в последнее мгновение?
— Наверное, ты будешь радоваться тому, что попадешь на Небеса.
— Нет, я не стану туда спешить. Я молилась, чтобы как можно позже попасть туда. Наверное, это грех.
— Куда же ты денешься? Я не возьму тебя с собой, чтобы ты стала пищей чудовища, — сказал я, теряя спокойствие.
— Ты когда-нибудь слышал об Авалоне?
— Нет.
— Старики говорят, что это остров далеко на западе. До того, как кельты стали христианами, многие их герои уплывали туда и становились бессмертными. Там не столь замечательно, как на Небесах — нет улиц, мощеных золотом, и ангельского пения, — но там вечное лето, без бурь и снегопадов. Я подумала, что нас могло бы вынести на его берег. Я просила Бога отпустить меня туда, если он пустит тебя со мной.
— Какое дело твоему Богу до воина…
— Тише, не произноси это ужасное имя. Я вот что имела в виду. Твой бог и Князь демонов — одно и то же. Мы знаем, что Сатана всякий раз скрипит зубами от злости, когда христианин отправляется в Рай — на Небеса. Я уверена, Один был бы так рад, предпочти я Авалон Раю, что отпустил бы тебя туда со мной, не раздумывая.
— Похоже на правду.
— Вот и я так думаю. Но я совершила еще один грех. Когда взошло солнце, я стала молиться ей…
— Ты хотела сказать, ему.
— Нет, ей. Ее зовут Сул, и она была раньше богиней кельтов. Я просила ее поселить нас на Авалоне навеки. Теперь, если хочешь, можешь кричать своему богу.
— Пожалуй, не буду.
— А может, мой Бог хочет покарать меня штормом и все равно утопит. И последняя моя мысль будет о том, что очень жаль… кое-что.
— Расскажи, что, Моргана. Я люблю тебя сильнее, чем твои святые. А с ними ты ведь делишься своими секретами.
— Я буду жалеть, что мы не очень часто целовались.
— Ты любишь меня, Моргана?
— Раньше мне казалось, что я люблю Аэлу — мне рассказывали, что он хороший повелитель и очень смелый. И все равно, раз я отдана ему, я должна буду его любить, когда стану его женой. Ты же язычник и, наверное, сын раба. Как я могу полюбить тебя?
— Ты можешь прямо сказать: да или нет?
— Не могу. Лучше будем целоваться.
Так Моргана разговаривала со мной, безвестным воином, много лет бывшим рабом.
Если бы не ревущий шторм и трепещущий парус, я бы решил, что сплю. Я не мог видеть ее лица, но угадывал движение губ и чувствовал теплое дыхание. Слова ее звучали странно, околдовывая сильнее заклинания вёльвы.
Таинственная мгла окутывала нас, словно затерянный островок в Северном море. Наши спутники, хотя и находились рядом, не могли ни видеть, ни слышать нас.