– Я боюсь за тебя, – напрямик заявила она. Смех Шона прозвучал так же резко, как хруст ореховой скорлупы.
– А я – за тебя, – отозвался он.
– Тогда не бросай меня!
– Я всю жизнь учился защищаться, а у тебя такого опыта нет. Вот почему здесь старший я. Останься, Дэни. Обещай мне.
Она не издала ни звука.
– Дэни, я могу рассчитывать на тебя?
Она вдруг сникла. Ее опущенные плечи подсказали Шону ответ.
– Я остаюсь, – бросила она.
Ему захотелось подойти к ней, прикоснуться, успокоить.
Но он боялся себя, понимая, что конца этим прикосновениям уже не будет.
«Досадно, – мрачно размышлял Шон. – Можно подумать, будто ты никогда прежде не испытывал влечения к женщине».
И он вдруг понял одну простую истину: он и вправду никогда прежде не испытывал влечения к женщине – такого, как к Даниэле Уоррен.
Шон бросил взгляд на часы – пора.
Он поспешно схватил пончо, набросил его на плечи и застегнул молнию. Тень от капюшона упала на лицо. Не говоря ни слова, Шон толкнул дверь, выходящую в патио.
Не оглядываясь, он шагнул под дождь, в темноту, мегнулся к ограде, словно тень, и застыл у подножия высокой пальмы, слившись с ее стволом.
Ветер бросал серебристую завесу капель на прожекторы у ограды. Шону было незачем смотреть на камеры, чтобы узнать, в каком положении они сейчас находятся.
Он уже успел слиться с ритмом их вращения.
Вскоре камеры развернутся, и в зоне безопасности образуется прорыв. А до тех пор Шону приходилось ждать с неподвижностью камня.
Искусству сохранять неподвижность он научился у монахов Лазурной секты. Прасам Дхамса был превосходным учителем. Он разглядел в Шоне то, чего сам Шон никогда не замечал в себе, – терпение, преданность, интеллект, всепоглощающую жажду познать все, кроме смерти.
Дхамса также видел то, с чем Шон соглашался лишь нехотя: путь монаха не для него.
Теперь Шон все понял.
"Откуда ты узнал об этом, Прасам? – молча спрашивал Шон у старого учителя. – Я бы ни за что об этом не догадался. Исполнять обет воздержания оказалось не так уж трудно, как только я принял решение.
Но потом Даниэла Уоррен вложила свою ладонь в мою и доверилась мне, позволив спасти ее от смерти. Или же все было наоборот? Может, это она увлекла меня к новой жизни?
Надо спросить об этом у Прасама, когда снова увижусь с ним, – решил Шон. – Если, конечно, мы еще увидимся".
Подобно Дэни, его мучили мрачные предчувствия: слишком много дилетантов и неизвестности. И время не терпит.
Увесистые капли барабанили по мягкой водоотталкивающей ткани пончо Шона и ровными струйками стекали вниз. Края его штанин уже успели промокнуть насквозь. Но компьютерный диск в пакете оставался сухим.