– Можно, я сам? – спросил Шон, протягивая руку.
– Почему бы и нет? – насмешливо отозвалась Дэни. – Похоже, вы с Томом пришли к взаимопониманию.
Шон взял конверт и вскрыл его ногтем.
– Том понял, что ты спрашивала о шелке не для себя, – объяснил Шон. – И потому он вежливо напомнил, что теперь я в долгу перед ним.
– Я никогда не считала Тома особенно злопамятным.
– А разве я хоть словом намекнул на злопамятность?
Дэни развела руками.
В конверте оказался единственный лист бумаги – фотокопия газетной вырезки. Судя по узким столбцам и массивному заголовку, вырезка была старой. «Пятеро японских промышленников признаны виновными в военных преступлениях».
Шон держал вырезку так, чтобы Дэни могла читать ее одновременно с ним. Внимание обоих немедленно привлекло подчеркнутое имя.
Юкио Кояма.
В статье прямо излагались обвинения, выдвинутые против Коямы и других японских бизнесменов военным трибуналом, который судил военных преступников после второй мировой войны. Наказание было сравнительно мягким. По требованию правительства, желающего поскорее загладить все воспоминания о позорно проигранной войне, преступники были приговорены к недолгому тюремному заключению.
Шон издал удовлетворенное восклицание охотника, наконец-то напавшего на след крупной добычи.
– Кояма – военный преступник, – тихо произнес он. – Конечно, его вину не сравнить с виной нацистов, и тем не менее она существует.
– То же самое можно сказать о половине государственных деятелей нашей эпохи, – возразила Дэни. – И потом, прошло уже больше пятидесяти лет.
Шон еще раз перечитал вырезку.
– Здесь ни словом не упомянуто о возможности официальной амнистии.
– Даже так? – изумилась Дэни.
– Этого вполне хватит, чтобы навсегда перекрыть дорогу в США крестному отцу всех карпов – при условии что нужные люди узнают об этом заранее.
– И ты знаешь этих нужных людей?
Шон улыбнулся:
– Не я, а Кассандра.
– Ну и что в этом хорошего?
– Эта информация может дать то, чего нам отчаянно недостает, – время.
Сиэтл. Ноябрь
Катя лежала словно в дымке, которая была отчасти сном, но в основном результатом сексуальных излишеств. Она закинула руки за голову, по ее лицу блуждала редкая для Кати гостья – улыбка расслабления и покоя.
Касатонов обвел плавные контуры Катиных рук тупым сильным пальцем.
– Осторожнее, глупый, – пробормотала она, не открывая глаз. – Терпеть не могу щекотки.
Ничего не ответив, Касатонов прошелся пальцем по мостику ее плеча и спустился к ключице.
Катины веки остались опущенными.
Палец Касатонова соскользнул с ключицы. Он поддел ногтем ее грудь.