На радостях я залез в карман и выудил оттуда шесть пятнадцатизубовиков. Положил их на край стола.
— По три тебе и братцу Мадонне, но только, чур, чтобы платье было в моем хранилище через полчаса.
Братец Малюга Скуратов XXXII убрал монеты и наполнил наполовину бокалы.
— Твое понижение!
Когда он ушел, я блаженно расслабился на стуле под портретом Самого Братца Президента, где сидеть на стуле мне предписывала инструкция. Мне было так радостно, как не было радостно никогда. Ну и денек, размышлял мой ум в извилинах моих кишок, вот уж действительно… привалит, так привалит, счастье, так счастье, а если привалит счастье, то хоть стой, хоть падай. А все из-за случайной встречи с братцем Принцессой, слава Самому Братцу Президенту! Но тут где-то в самой глубине братца Пилата III внезапно возникло совсем не радостное настроение, заставившее заскрежетать мои зубы, а также Железный Бастион, который, согласно инструкции. должен был петь только песню радости. Затрепетав от ужаса, я ужаснулся. Видимо, давала знать себя зараза, проникшая в меня от братца Принцессы.
Я открыл потайной ящик потайной тумбы моего письменного стола и извлек из него целлофановый пакетик. Надорвал край и высыпал пыльцу наружу. Всю. На свою ладонь. Пустой пакетик положил в коллекцию. Закрыл на секретный код ящик…
Через минуту радостно улыбнулся вновь обретенным радостным мыслям.
У вернувшегося в хранилище братца Малюты Скуратова XXXII форменный фрак неуставно оттопыривался в груди. Он расстегнул пуговицы, извлек из груди пакет и бросил его на стол.
Я извлек из пакета широкополосое, легкое, тонкое, сногсшибательное платье.
Я упал.
Поднимаясь с пола с зажмуренными глазами и засовывая с зажмуренными глазами платье обратно в пакет, я думал умом о том, что сегодня же вечером братцу Моне Лизе придется очень сильно доказывать, насколько и как он от меня физиологически отличается. За это мое падение и за мою ушибленную коленку, которую я ушиб на ноге, когда упал, как только увидел сногсшибательное платье.
Когда я открыл глаза, увидел братца Малюту Скуратова XXXII лежащим на полу и дрыгающим ногами.
— Ты чего? — спросил я.
— Смешно, не понимаешь, что ли? — ответил он, сильно смеясь.
Мне тоже стало сильно смешно. Я тоже лег на пол и задрыгал ногами, которые росли у меня из тела.
Потом мы стали серьезными, поднялись с пола, и я сказал:
— С тебя причитается за этот смех.
— Само собой, само собой, согласился со сказанным братец Малюта Скуратов XXXII, — тем более что должны же мы отметить с тобой твое понижение с выходом за Железный. Завтра у нас по инструкции пятница… Давай встретимся сразу же после службы.