В полдень, когда мы прибыли на площадь со стороны Юнити-стрит, температура подскочила до сорока, и грязный снег, забившийся в трещины булыжников и щербинки известковых плит на скамьях, растаял, превратившись в лужи. Ожидавшийся в тот день снегопад из-за потепления обернулся моросящим дождичком, и на Прадо не было ни туристов, ни прогуливающихся здесь в свой обеденный перерыв местных обитателей.
Возле фонтана нас поджидал только Мэнни и с ним еще двое. Последних я узнал — накануне вечером они стояли слева от нас, когда я и Джон разбирались с Ларжантом, и хотя ростом ни тот, ни другой не могли тягаться с Мэнни, маленькими их обоих назвать было никак нельзя.
— Видимо, это и есть очаровательная госпожа Дженнаро, — сказал Мэнни, зааплодировав при нашем приближении. — Мой друг благодаря вам, мэм, заработал несколько шрамов на голове, никак его не украшающих.
— Фу-ты ну-ты, — сказала Энджи, — извините.
Подняв брови, Мэнни переглянулся с Джоном:
— Эта пигалица еще позволяет себе иронизировать, да?
Стоявший возле фонтана Джон повернулся к нам лицом. Нос его был крест-накрест перебинтован, вокруг глаз у него вспухло и почернело.
— Простите, — сказал он, выходя из-за спины Мэнни, и ударил меня по лицу.
В удар этот он вложил такую силу, что даже подпрыгнул, но я увернулся, отступив назад, и висок мой пострадал раза в два меньше, чем было запланировано. В целом удар был не из удачных — пчела и та кусает больнее.
— Ну а еще чему учила тебя матушка, кроме как боксировать, а, Джон?
Мэнни загоготал, и два других парня тоже хихикнули.
— Смейся, смейся, — сказал Джон, наступая на меня. — А я теперь все твои секреты знаю, Кензи!
Я пихнул его, дав ему сдачи.
— Так, значит, это и есть твой идиот компьютерщик, Мэнни?
— Ну, он не главный, мистер Кензи.
Мне еще не приходилось испытывать, как бьет Мэнни. В мозгу у меня что-то сильно взорвалось, все лицо мое онемело, и я вдруг понял, что сижу на мокром булыжнике.
Дружкам Мэнни это понравилось. Они заулюлюкали и стали мелко притопывать, словно вот-вот намочат в штаны.
Я проглотил подступавшую к горлу рвоту и почувствовал, как онемевшее лицо оживает тысячью булавочных уколов. Затылок за ушами заливает горячая волна, а место мозга занял кирпич. Кирпич был жарким, раскаленным.
Мэнни протянул мне руку, я схватился за нее, и он поднял меня на ноги.
— Не обижайся, Кензи, — сказал он. — Но в следующий раз, когда ты поднимешь на меня руку, я тебя убью.
Я стоял пошатываясь, все еще сглатывая рвоту, а фонтан, как мне казалось, бил откуда-то из подводных глубин.
— Приятно знать, — выговорил я.