– Вань, ты про кого спрашиваешь?
– Про приятеля твоего, Разумненького, про Наташу.
– Какую Наташу?
– Не дури, – Иван Иванович сморгнул. – Мне не до шуток. Может, видел Разумненького?
– Разумненьких много, а глупеньких еще больше. Я тебя, Иван Иванович, не понимаю. Тебе Наташу Шероховатову? Так вот она, кофе пьет.
– Да не Шероховатову, а Натана Разумненького, критика...
– Ну, ты даешь...
Популярный актер пожал плечами и поспешно отошел, оставив после себя раздавленное пирожное.
«Тоже чокнутый, вроде меня», – решил Иван Иванович.
И тут на Распятина, как вихрь на копенку, налетел Венька Дрыгунов, наголо бритый апоплексический толстяк, хам, трепач, озорник, подхалим, бездельник, трус, провокатор, обжора и наглый расчетливый пройдоха.
– Ух, Распятий! Ух, Вано! Не ходи, дружок, в кино,
– сымпровизировал он с притворной веселостью, зачем-то облобызал Ивана Ивановича мокрыми губами и слегка куснул за ухо.
– Ты, говорят, гениальный сценарии написал? Я никому не скажу, что все у меня украдено. С тебя причитается, – и заорал по направлению к буфету:
– Клавочка, шампанского великому писателю земли русской!
– Кончай свои штучки, – Иван Иванович страдальчески поморщился. – Ты Разумненького не видел, Натана?
– Кто бы это мог быть? – возведя к потолку бельма, задумался Венька. – Что-то я такого не знаю.
– Шут ты, шут гороховый, – в сердцах сказал Иван Иванович. Но Дрыгунов уже расталкивал публику, наметив новую жертву и кричал:
– Иннокентий, я всегда говорил, что ты – гений! Сегодня в ресторане выбросили миноги, ты меня, конечно, приглашаешь?
Разумненький все не попадался, зато судьба послала Распятину другого критика.
Иван Иванович сразу отличил в толпе его красивое, женоподобное лицо, которое несколько портили глаза, налезающие друг на друга над тонкой переносицей. Косого критического взгляда Эдгара Фельдеебелева побаивались многие. Зная это, известный критик не навязывал свое общество людям, но Разумненького, своего собрата по цеху, выделял и ценил, и от него часто слышали: «Мы с Натаном считаем, что...»
«Вот этот мне поможет», – возрадовался Иван Иванович.
– Добрый вечер, Эдгар Эдуардович.
Фельдеебелев втянул длинненький лиловатый язык, при помощи которого добывал из вафельного стаканчика мороженое и, непонятно куда направив ускользающий взгляд, вежливо ответил:
– Добрый вечер. Распятий, если не ошибаюсь?
– Он самый, – Ивану Ивановичу стало тепло на душе.
«Вроде в сторону смотрит, а сразу меня признал. Вот что значит по-настоящему интеллигентный человек».
И почти не сомневаясь, что сейчас ему повезет, спросил тоже очень вежливо, в тон критику: