Видно, придется ей помереть во цвете лет!
С чем уж было смирилась она.
Да только тут узнала, что идет в Персию великое русское посольство, посланное царицей российской Елизаветой Петровной, и решила, коль все одно пропадать, в ноги послам кинуться да просить их, чтоб забрали они ее в родную сторонушку!
А коли откажут ей да откроется все — так лучше сразу помереть да отправиться на небеса, где ныне убиенные татарами батюшка с матушкой ее и братья с сестренками хороводы водят!
И будь что будет!
А все ж таки была у нее надежда, что не откажут ей послы русские, что выручат, помогут в беде ее великой! Ведь свои чай — русские!
— Нет и нет! Даже и не проси! — всплеснул руками князь Григорий Алексеевич Голицын, как выслушал Якова. — Да как же помочь ей, когда она жена шахская? Ведь не вещь она, не безделица, чтоб в карман ее положить, да никто чтоб того не заметил! Нет, да еще раз нет!
И боле, друг мой разлюбезный, ни о чем таком даже не заикайся! Чего хошь проси, да только не того! Уволь!
— Да как же так — ведь пропадет она! — вскричал в отчаянии Яков.
— Да это уж как водится — пропадет, — кивнул согласно Григорий Алексеевич. — В гаремах здешних нравы царят известные — все друг дружку поедом едят, будто пауки-скорпионы, в банку собранные. Гадюшник, одно слово — гадюшник! Да только не нам с тобой в их калашный ряд своими свиными рылами соваться! Не за тем мы сюда государыней-императрицей посланы, чтоб чужие уставы нарушать! Всякая страна живет по-своему, как исстари повелось, и не нам с тобой сии правила вековые рушить!
Даже и не помышляй — с того иной раз войны великие случаются, в коих кровь людская рекой льется! Да за одно то, что видел ты жену шахскую без покровов, тебе надобно по законам их басурманским глаза ножом колоть, да после с тебя с живого кожу полосами спущать! Молить бы тебе господа бога нашего милосердного, что жив покуда остался! А тебе мало того, желаешь ты еще в гарем проникнуть да жену шаха увести!
— Да ведь обещал я помочь ей! Вздохнул тяжко князь Голицын.
— Что ж ты, ей-богу, все о своем да о своем! Видно, в тебе разум помутился от солнца здешнего злого, что голову будто чугунок печет! И как только можно такое всерьез удумать?!
Ты вот что — ты лучше бери свои каменья самоцветные, что для рентереи куплены, да с божьей помощью нынче же вечером обратно в Россию езжай. Я грамоты прогонные тебе выправлю, лошадей дам, провианту да солдат в охрану. Через месяц уж в Санкт-Петербурге будешь!
Ей-ей тебе говорю — езжай, покуда беды большой не случилось! И боле слушать тебя не желаю — коли тебе твоя голова не дорога, хоть о моей позаботься!