Датико, чуть бледный, стал впереди Баака.
«Да, – подумал Баака, – они ловко избавились от разоблачения, их пытать огнем и железом не будешь».
Он посмотрел на Шадимана, равнодушно перебирающего кисти пояса.
– Князь Шадиман, тебе надлежит уведомить царя о злодействе.
– Ошибаешься, князь Баака, ты больше всех виноват. Не я ли в присутствии царя просил тебя не покидать Метехи? Разве можно было бросать замок на царевича Кайхосро, который даже жениться на дочери Бориса Годунова опоздал.
Баака хотел не менее резко ответить, но, покосившись на Датико, промолчал: «Не к лицу князьям ссориться в присутствии дружинника».
– Хорошо, князь Шадиман, я сам расскажу царю… Ты прав, я плохо играю в «сто забот», но за свои промахи всегда умел отвечать.
И, повернувшись, вышел. За ним, пятясь и крепко сжимая рукоятку, вышел Датико.
Луарсаб сидел на обрыве, прислонясь к дереву. Вокруг него расположилась свита в девять Херхеулидзе. Два брата, играя на пандури, развлекали царя песнями о любви. Луарсаб, улыбаясь, слушал.
Вот уже пятый день он не видел Тэкле. Ему надоели и красота гор, и восход солнца, и закат, и песни, он рвался в Тбилиси, но до конца назначенного срока осталось два дня. Не пристало царю показывать слабость, и он любовался красотой гор, восходом и заходом солнца и ежедневно объезжал места, где приехавшие раньше амкары – каменщики и плотники – возводили укрепления против врага Картли. Луарсаб слушал песни и вежливо улыбался.
Вдруг он поднял голову и растерянно посмотрел на подошедшего Баака… Баака молчал.
Датико стоял сзади князя, бледный, с трясущимися руками.
– Баака… Что!.. Что!..
Луарсаб притянул к себе Баака, стараясь овладеть собою.
– Мой светлый царь…
Баака не мог найти слов.
– Царица, Тэкле… больна? Жи… ва? – задыхаясь, спросил Луарсаб.
Датико не выдержал. Повалившись в ноги царю, сквозь рыдания проговорил:
– Бог не допустил несчастья…
По всей стоянке разнеслись тревожные звуки сзывающих рогов и барабанов. Шум, гул, топот ног. Дружинники схватились за оружие.
– Коня! – прохрипел Луарсаб.
На выступ обрыва взбежал Шадиман. Ворот куладжи разорван, на правом виске сабельная рана, кровь каплями стекает по выхоленной бороде.
Луарсаб с изумлением бросился к нему.
– Измена?! Где Баграт, Симон?! Кто ранил тебя?
– Успокойся, мой светлый царь, пока Шадиман жив, измены не будет… С Симоном поссорился… Я приказал им немедленно покинуть стоянку. Не мог иначе. На наше горе они ответили равнодушием. – Шадиман приложил к виску платок. – Ничего, эта рана дорого обойдется Симону.
Баака отлично понял игру. Он с отвращением смотрел на Шадимана: «Выпустил разбойников. Разоблачить? Но разве царь поверит? Не Шадиман ли при царе упрашивал его, Баака, остаться в замке? И потом, Шадиман постарается набросить на Баака тень или… избавиться от начальника метехской охраны другим способом, и Луарсаб останется один в полной власти Шадимана, а это значит – Тэкле не найдется…» Все это в момент пронеслось в голове Баака, и он крикнул страже: