Напрасно Шадиман уговаривал царя не показывать «слабости духа» перед людьми замка, напрасно верный Баака тихо говорил о принятых им мерах к розыску царицы. Луарсаб, не слушая, метался по замку, то взбегая на самые верхние площадки башен, то проникая в подвалы, в затаенные уголки, где в детстве, играя в войну, любил устраивать «засады противникам». Пораженный какой-то мыслью, Луарсаб внезапно остановился. А что, если?!.
– Открыть подземелье!
Баака приказал страже нести фонари и, взяв ключи, пошел вперед. У входа в высокую башню остались братья Херхеулидзе и верные дружинники.
Одурманивающая затхлость ударила в лицо Луарсаба. Вздрагивали потускневшие огоньки фонарей. Гулко раздавались шаги в запутанных коридорах.
Страшная картина предстала перед глазами Луарсаба. Он знал, только князья – важные политические противники Багратидов – содержатся здесь, в подземелье. Но люди ли это?!
На истлевшей соломе сидели полубезумные живые скелеты. Грязные отрепья едва держались на костлявых плечах. Зеленая плесень равнодушно стекала с потолка и стен на сидевших.
– Господи Иисусе!
Луарсаб перекрестился, руки его безжизненно упали. Он почувствовал в себе необычайную опустошенность. Луарсаб в изнеможении прислонился к мокрой стене, вмиг его богатая одежда покрылась пятнами. Он ясно увидел себя среди мертвецов.
Баака с тревогой наблюдал за царем.
– Мой светлый царь, здесь воздух тяжелый, пора оставить подземелье…
– Да, да, пора оставить… Выпустить всех! Одеть! Накормить!..
– Мой царь!..
– Или я больше не царь Картли?! Открыть подземелье! Отныне у меня под ногами не устраивать живое кладбище!
Пленникам объявили «милость» царя, но они, не поняв, с ужасом смотрели на Баака. В полуугасшем сознании осталось только одно: «Отсюда берут на пытку». Полумертвецы прижались к скользким стенам.
– Вытащить силой и навсегда заколотить подземелье! – приказал Луарсаб.
Вой, плач, стоны гулко отдавались под низкими сводами. Жалобно звенели цепи. Луарсаб устало следил, как дружинники волокут на свободу обезумевших от страха узников.
Из подземелья Луарсаб, шатаясь, вышел последним. Он поднял голову: какое странное небо! Точно выкрашено голубой краской. В молельне Тэкле он опустился перед иконой святой Нины.
Прошел день, прошла ночь. На страже стоят Датико и три дружинника.
Утром в молельню робко вошла Мариам. Луарсаб поднял на нее потухшие глаза. Мариам задрожала: на нее смотрело постаревшее лицо, черные волосы поблекли, насмешливые губы опустились.
– Сын, клянусь, я…
Мариам зашаталась и упала без чувств на ковер.
Луарсаб внимательно, словно впервые увидев, рассматривал мать: «Обманутая разбойниками или великая грешница?» Ему вспомнилась смерть отца. Луарсаб осторожно, точно боясь запачкать цаги, обошел лежащую и вышел из молельни. Медленно перезванивались колокола. По всей Картли шло молебствие о здравии царя Луарсаба и царицы Тэкле. Никому не объявлялось об исчезновении царицы, но по всем монастырям разосланы были верные люди, одни от Шадимана, другие от Баака.