Молнии и зарницы от них уже не гасли на небе, и яркие сполохи пробивали лиственную завесу, освещая землю под кронами зеленым, рдеющим огнем. Гром нескончаемо гудел над головой, словно по небосклону катился и катился гигантский жестяной куб. Все живое замерло, спряталось, и жеребчик, больше не надеясь на спасительную защиту хозяина, стал под дуб и прильнул к нему, вздрагивая телом.
Аристарх Павлович пел, пока слышал свой голос. И когда умолк, неожиданно увидел подполковника Ерашова, стоящего под деревом. Алексей Владимирович был одет в легкую летнюю форму, а в руке его был небольшой «тревожный» чемодан.
— Алексей Владимирович! — нараспев произнес Аристарх Павлович. — Тиимать!
Пожал ему руку и, не сдержавшись, обнял, похлопал по спине. Но ничего больше сказать не смог.
— Хорошо ты пел, Аристарх Павлович, — улыбался половиной лица Алексей. — Стоял, слушал… Мороз по коже… Чей конек-то? Красавец!.. Неужели коня завел?
— Ага! Ага, тиимать! — засмеялся Аристарх Павлович.
— Не пора ли разворот и на базу?! — крикнул он, указывая в небо. — Сейчас накроет!
Они вышли на аллею и скорым шагом, с оглядкой, заспешили к дому. Жеребчик пошел нехотя — то ли боялся открытых мест, то ли смущал его незнакомый человек. Перед домом они побежали, но ветром сорвало пилотку у Алексея, и пока он догонял ее, на землю обвалился ливень и за десять секунд промочил насквозь.
— Теперь все равно! — опять засмеялся он — вторая половина лица, обожженная и стянутая, оставалась без всякого выражения. Аристарх Павлович увлек его за собой на парадное крыльцо и достал спрятанные ключи.
— Погоди… Почему сюда-то? — опешил Алексей. — Ты же на втором живешь…
Аристарх Павлович замотал головой и открыл замки, впустил гостя. Тот недоуменно огляделся, похоже, признал мебель, поскольку жил у Аристарха Павловича, когда занимался обменом квартиры.
— Неужели поменялся с этим?
— Ага! — радостно сказал Аристарх Павлович.
— Ага-то ага… — вздохнул Алексей. — Да напрасно. Обманул он тебя! Неужели без доплаты?.. Погоди, а что ты так молчишь странно? Что случилось?
Аристарх Павлович содрал прилипшую майку, помаячил Алексею, чтобы переодевался, и стал писать. Коротко, в нескольких словах, изложил, что потерял речь и теперь может лишь петь.