Борис услышал в соседней комнате глухой звук удара, короткий хриплый крик, звук падающего тела и властный окрик Горецкого:
— Вестовой!
В ту же секунду Ордынцев распахнул дверь и ворвался в кабинет Горецкого. Там он увидел картину, достойную кисти баталиста.
Рослый мужчина в красно-черной форме корниловского полка, с погонами поручика, лежал на полу, издавая слабые стоны. Из его разбитой головы сочилась кровь. Возле стола боролись Горецкий и Карнович — штабс-капитан пытался вырвать у Горецкого револьвер. Борис в один прыжок оказался возле борющихся и с размаху ударил Карновича в челюсть. В этот удар он вложил воспоминания о своем первом допросе в феодосийской контрразведке, и, должно быть, воспоминание оказалось достаточно ярким, потому что штабс-капитан отлетел на другой конец комнаты и, съехав спиной по стене, устроился на полу в явном нокауте, как называют такое положение спортивные англичане.
Дверь кабинета распахнулась, и на пороге показался запыхавшийся вестовой.
— Двоих солдат сюда и фельдшера! — отрывисто приказал Горецкий.
Через несколько минут фельдшер хлопотал над поручиком Ковалевым, а солдаты поднимали очухавшегося Карновича.
— Ну что поручик? — сокрушенно спросил Горецкий.
— Ничего, мужчина он крепкий, рана заживет, вскоре будет как огурчик.
— За это я его и выбрал, — Горецкий снял пенсне и протер переносицу. — Неудобно перед человеком, пострадал ни за что. Видно, врасплох его Карнович застал, а я-то думал, что он сумеет удар отбить… Вижу, Борис Андреич, что хотите объяснений, — обратился он к Борису, хотя тот стоял молча. — Сейчас все разъясню, вот только с этого иуды допрос снимем…
Карнович уже пришел в себя. Он стоял между солдатами и злобно косился на Бориса.
— Ничего я вам не скажу, — воскликнул он истерическим высоким голосом.
— Скажете, милейший, скажете, — в голосе Горецкого под наигранно дружелюбной интонацией звучал металл. — Посидите сутки в камере без кокаина — все скажете.
Карнович грязно выругался.
— Вас ведь, Карнович, турки, верно, на кокаин и купили? Вы ведь русский человек с католическими шляхетскими добавками, никаких мусульманских корней не имеете, следовательно, возможны или — деньги, или — шантаж. Или — наркотики… Уведите его! — обратился он к солдатам. — Да как следует обыскать, чтобы никакого кокаина в камеру не пронес!
Солдаты с Карновичем двинулись к двери, но на пути у них стоял Борис.
— Моя бы воля, — сказал он Карновичу, усмехаясь, — я бы тебе и воды в камере не давал, но господин подполковник гуманист, на такое не пойдет. А так бы быстрее дело вышло…