Борис изо всех сил дернул Саенко за ноги, и тот грохнулся на пол, сметая за собой рукомойник и ещё какой-то скарб, стоящий в сенях.
Кряхтя и охая, потирая ушибленные места, Саенко поднялся на ноги, и в лицо ему глянули три дула. Одно действительно было дулом нагана, направленного прямо Саенко в грудь, а два других при ближайшем рассмотрении оказались глазами Бориса.
— На кухню, — сказал Борис, почти не разжимай губ, но Саенко его понял.
Марфа Ипатьевна отнеслась к происшедшему довольно спокойно, не визжала и не пыталась подсчитывать ущерб. Ничуть не обманываясь виновато-растерянным видом Саенко, Борис кивнул ему на лавку, а сам сел напротив.
— Экий ты, сразу драться, — обиженно сопя, завел разговор хитрый Саенко.
— А ты ко мне по-хорошему, с поленом, — прищурился Борис.
— И что будем делать? — спросил Саенко. — Я, между прочим, по делу шел — его высокородие встречать. В темноте-то мало ли что может случиться, а коляска до слободы не довезет…
— Вот и шел бы по своему делу, — подала голос Марфа Ипатьевна, — чего ж вернулся?
— Неспокойно мне что-то показалось, — признался Саенко. — Но ты не думай, что я так сидеть буду, когда господин подполковник сюда придет. Я его в обиду не дам.
— Не “ты”, а “ваше благородие, господин Ордынцев”! — жестко сказал Борис. — А с подполковником мы сами разберемся, без твоей, брат, помощи.
— Да, ну и как же вы, ваше благородие, в Батуме побыли? — Саенко решил сменить тактику. — Что-то недолго погостили.
— А я в Батум не в гости ездил, — буркнул Борис.
— Да, очень Аркадий Петрович за вас переживали…
И, поскольку Борис эту тему не поддержал, Саенко продолжал преувеличенно весело:
— Да и что там, в Батуме-то хорошего? Одни, прости Господи, нехристи… Турки там, или ещё кто. Здесь, в Крыму, все-таки к России ближе. Конечно, татаре тут, но это не то что турки.
— Хорошо у татар здешних хозяйство, — бойко сыпал скороговоркой Саенко, поглядывая на Бориса. — Сразу дом, небольшой, ладненький, с галереечкой такой. Горница в доме невысокая, в стене печь не печь — навроде шкаф такой — это баня ихняя домашняя. По стенам лавки, коврами пестрыми все крытые и с подушками мягкими. На потолке, по веревочкам — вышивки развешаны. Посуда вся медная, как золото, горит. Хорошо так в доме кофеем пахнет. Жена ходит на тихих туфлях, вся в кисею замотана, только глаза черные видать, и думается — что красавица она, — тут Саенко покосился на хозяйку, но та и бровью не повела. — А за домом сразу ручеек журчит, для тени виноградный куст разведен по решеточкам и кисти тяжелые, синие висят, сами в рот просятся. И над всем домом, над всем садом орех стоит — до того велик, до того зелен и развесист — прямо как дуб столетний в России. А выгляни за низенький такой заборчик — и весь тебе белый свет налицо, и море синее без края…