— Как это там, у вашего Пушкина? — спросил Петере, словно Пушкин тоже был родственником Муры, и процитировал из другого стихотворения, хотя и не слишком-то к месту:
Твоих признаний, жалоб нежных
Ловлю я жадно каждый крик:
Страстей безумных и мятежных
Так упоителен язык!
Но прекрати свои рассказы,
Таи, таи свои мечты:
Боюсь их пламенной заразы,
Боюсь узнать, что знала ты!
Может, цитата была и не к месту, зато к теме. И Петере так выразительно выделил голосом последнюю строфу, что не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о ее смысле.
Так состоялась вербовка Марии Закревской-Бенкендорф в осведомительницы. Разумеется, она ни слова не сказала об этом Локкарту, когда приехала к нему в Москву, сообщила лишь одно: она узнала, что дети живы и здоровы. Дай бог, чтобы так было и впредь.
К слову сказать, Мура вполне следовала совету Петерса (или все же Пушкина): — «Таи, таи свои мечты…» Она очень тщательно заметала все следы, которые могли привести к ее связям с Чекой. И хотя благодаря событиям, которые будут описаны далее, связи эти просто-таки били по глазам, Мура путала след как могла. К примеру, она впоследствии рассказывала своему биографу Нине Берберовой, что фотографии были предъявлены ей Петерсом уже в Москве, во время ареста англичан и Муры вместе с ними. Но, окажись это так, компромат не имел бы для нее такого убийственного значения, ибо их с Локкартом отношения были уже общеизвестны, это во-первых, а во-вторых, Локкарт был обречен через несколько дней на высылку из России, и вербовать Муру в качестве осведомителя о действиях англичан не имело никакого смысла. Зато сейчас, когда от ее поведения зависела жизнь Павла и Тани…
Спустя несколько месяцев» Брюс Локкарт оказался по делам в приемной наркоминдела Чичерина и, ожидая, пока его вызовут в кабинет, вдруг увидел некоего германского дипломата. Разумеется, Локкарт насторожился: ведь его страна была в состоянии войны с Германией. Однако этот человек посматривал на него отнюдь не враждебно, а с явным интересом. Они, конечно, не обменялись и словом, но на другой день Локкарта остановил на улице сотрудник шведского посольства (шведы были нейтралы, а значит, сохраняли добрые отношения с обеими воюющими сторонами) и сказал, что из германского посольства просили передать следующее: шифр англичан, то есть тот, которым Локкарт кодирует свои донесения, отправляемые в Лондон, известен большевикам самое малое, как два месяца.
Вспомнив, что и о чем он сообщал Ллойд-Джорджу[3] за последних два месяца, Локкарт едва не рухнул тут же, на улице, к ногам шведа-доброжелателя. Он не хотел, не мог поверить! Ведь шифр хранился в его столе под замком, Локкарт никогда не расставался с ключом, в квартире практически не бывало посторонних, а если кто-то приходил, то Мура и Хикс (они жили втроем в одной квартире) не спускали с них глаз. Прислуга была пока вне подозрений… Неужели все же кто-то из слуг?!