— И в чем же была загвоздка?
— Они требовали невыполнимого.
— Невыполнимого? — изумленно переспросил я.
— А что ты думал! — Черт дернул плечами. — Я же не всемогущий. И нет на свете никого всесильного и всемогущего, ибо таковой может быть один-единственный, а только нас, дьяволов-искусителей, несколько сотен тысяч. А еще есть Бородач со своей бандой разбойников...
— Какой бородач?
— Да Бог, кто же еще.
— Ага, — сказал я и большее ничего добавить не смог.
— Вот, например, — продолжал черт, — вызывает меня девятиног с шестьдесят четвертой Лебедя, врач по специальности, и говорит: бери мою душу на веки вечные, бери меня всего с требухой, только сделай, чтобы все люди... то есть девятиноги не болели никакими болезнями.
— Благородное желание, — прокомментировал я.
— Но невыполнимое. Ведь другие девятиноги то и дело требуют от других моих коллег наслать на своих недругов разнообразные хвори.
— Паршивая вещь — жизнь, — сокрушенно констатировал я.
— И не говори! — Черт фыркнул, как лошадь. — Паршивее не бывает... Я бы охотно вылечил всех больных девятиногов с шестьдесят четвертой Лебедя, но это повлекло бы за собой многочисленные нарушения других кабальных договоров, что недопустимо. Поэтому, в соответствии с инструкцией, я должен был соблазнить того благородного врача чем-то осуществимым — богатством, славой, властью, женщинами... то бишь девятиножками... — Уже в который раз он вздохнул. — Но не могу я, не могу! Это выше моих сил — губить добрые души.
— Ты в самом деле удивительный черт, — сказал я.
Мой собеседник вяло кивнул и понурился.
— Стало быть, — снова заговорил я, — не искусив меня, ты перейдешь в девятую категорию?
— Хуже, — уныло ответил черт. — Гораздо хуже. Девятой категории дьяволов-искусителей не существует, восьмая — последняя. Я стану дьяволом-слугой при какой-нибудь ведьме... Бр-р! — Он вздрогнул всем телом. — Это ужас! Грязное колдовство, приворотные и отворотные зелья, кровавые шабаши и все прочее. Но что хуже всего, что самое скверное... — Черт умолк и закрыл морду когтистыми лапами. Мое сердце разрывалось от жалости к нему.
— И что же самое скверное? — спросил я.
— Понимаешь, — стал объяснять черт, взяв себя в руки, — все ведьмы законченные извращенки. Они... — И он начал рассказывать мне такие безобразные, отвратительные, гнусные вещи о сексуальных пристрастиях ведьм, что мой желудок едва не взбунтовался против недавно съеденного обеда.
— Жуть какая! — с чувством сказал я, прервав рассказ на самых гадких подробностях. — Тебе не позавидуешь.
— Еще бы, еще бы...