Он стоял на тротуаре и с удивлением рассматривал улицу, как будто попал на Марс. Дождь прекратился, и Грири-стрит понемногу заполнялась людьми. Громкий смех, гудки автомашин, яркие витрины магазинов...
Чарли зашел в кафе и заказал сэндвичи и три чашки чая.
Молодой человек, по виду клерк, уселся рядом с ним. После некоторых колебаний Чан решил обратиться к нему.
— Простите, пожалуйста, — сказал он, — но я впервые в вашем городе и за три свободных часа хочу осмотреть достопримечательности...
— Ну... я не знаю, — ответил молодой человек, — что интересного может быть в Сан-Франциско...
— Может быть, Барвари Коаст? — предложил Чан.
Молодой человек усмехнулся.
— Найдите что-нибудь поинтересней. Элко, Мидуэй — говорят, там теперь интересно. Да, сэр. Всякие старомодные дансинги, похожие на гаражи, дешевые магазины. Однако... — он засмеялся. — В Чайнтауне — китайской части города — канун Нового года... Да что вам говорить об этом...
Чан кивнул.
Он снова вышел на улицу, с интересом оглядываясь по сторонам и вспоминая сонный Гонолулу, где в шесть часов вечера улицы уже почти пусты. Как он отличается от Сан-Франциско!
Шофер автобуса, с которым заговорил Чарли, тоже упомянул Чайнтаун.
— Осмотрите опиекурильни и всякие притоны, — посоветовал он.
В начале девятого Чан пересек Юнион-сквер, темную Порт-стрит, вышел на Гранд-авеню и оказался в восточной части города. Здесь начинался Чайнтаун. Фасады домов были украшены цветными фонариками. Чарли заметил, что молодые китайцы предпочитали европейские костюмы, в то время как пожилые отдавали дань национальной одежде.
На Вашингтон-стрит Чан повернул к горе и увидел четырехэтажное здание, безвкусно разукрашенное и освещенное, с большими буквами над дверью: «Общество семьи Чан». Он двинулся дальше пустынной Уэверли-стрит. Маленький китайчонок пробежал мимо с «Чайнез дейли таймс», и Чан купил у него газету.
Скоро Чарли нашел нужный номер дома, поднялся по темной лестнице и громко постучал в дверь. Ему открыл высокий китаец с седой тощей бородой в широкой разукрашенной куртке из сатина.
Мгновение они молча рассматривали друг друга. Потом Чан улыбнулся.
— Добрый вечер, Ки Лим, — сказал он на кантонском наречии. — Ты не узнаешь своего бесценного кузена?
Глаза Ки Лима блеснули.
— Не узнал, — ответил он. — Ты пришел в этой дьявольской иностранной одежде, и я не узнал тебя. Тысяча приветствий. Соблаговолил зайти в мой презренный дом.
Улыбаясь, детектив шагнул в комнату и в изумлении застыл на пороге. Роскошные гобелены, мебель из тикового дерева, свежие цветы, среди которых преобладали китайские лилии, пахучий sui-sui-fan — символ долголетия. На камине — статуэтка Будды.