— Любимчик королевы! Бей французского прихвостня! Позор предателю Англии!
Маргарита все больше сближалась с Суффолком — не ссорясь при этом ни с его женой, ни со своим супругом, к которому она относилась с материнской нежностью.
— Мне стало трудно беседовать с королем, — поверяла она возлюбленному свои беды. — Он часто замолкает и глядит в одну точку… или уходит молиться в часовню и не появляется даже к обеду… А потом я слышу осуждающие разговоры: мол, почему королева, а не ее венценосный супруг принимает иноземных посланников. Да что же я могу поделать, коли он запирает за собой двери часовни и не отзывается на мой стук?
— Его дед, покойный король Франции Карл VI, был безумен, — объяснил маркиз. — Будьте осторожнее, моя повелительница! Некоторые сумасшедшие впадают в буйство.
— Тсс! — прошептала Маргарита. — Никто не должен знать о приступах, мучающих иногда короля. А то Глочестер объявит его недееспособным, а меня сошлет в далекий монастырь, где я обязательно умру.
Суффолк в испуге принялся покрывать поцелуями руки Маргариты, твердя одно только слово:
— Любимая! Любимая!
Но, к огромному сожалению королевы и маркиза, странное поведение Генриха не осталось незамеченным. Нет, пока никто не называл государя сумасшедшим и уж тем более не предлагал лишить его власти, но враги Маргариты чувствовали себя все увереннее. Герцог Глочестер стал чаще, чем прежде, видеться с Ричардом Йорком. Этот лорд тоже имел права на корону Англии, ибо и по отцу, и по матери происходил от Эдуарда III; дед же его, герцог Кларенс, был старшим братом Джона Гонта, пращура нынешнего короля. Немудрено, что оба герцога — Йоркский и Глочестер — не выносили друг друга. Однако же ненависть к Маргарите — этой выскочке («Дочь короля Рене! Да кем он правит, этот король?!») и интриганке — заставила лордов, забыв о взаимной неприязни, объединить усилия по расшатыванию трона Генриха.
Нежная дружба Иорка и Глочестера внушала маркизу самые серьезные опасения. Он видел, что король, успевший уже оправиться от болезни, но по обыкновению пребывавший в меланхолии, относится к нему не так, как раньше. Не иго чтобы Генрих верил сплетням о своей жене и маркизе (поверить для него значило бы — разлюбить, а он и дня не мог прожить без своей милой Маргариты), но придворные шептались о безмерных богатствах маркиза — и это при том, что государственная казна была пуста, о трех его новых домах, о драгоценностях, блиставших на руках и шее Алисы… Королю это не нравилось. Он знал, что супруги Суффолки находятся в большой милости у Маргариты, и потому пока молчал, однако маркиз боялся худшего: того, что Генрих все же склонит слух к наветам Йорка или Глочестера, давно уже мечтавшим об его опале. К тому же Суффолк был безмерно предан королеве. Что с ней станется, если его посадят в темницу или казнят? Ведь кардинал Винчестерский, ее неизменный заступник, очень стар.