С вуалью, развевавшейся на зимнем ветру, в сопровождении молчаливой матери-попечительницы, в глазах которой вспыхнул огонек интереса, она подошла к карете и перехватила одновременно удивленный и восторженный взгляд старого кучера.
— Отвезите меня домой, Може! Но тут к ней бросился Луи Верне.
— Это невозможно, сударыня, — прошептал он. — Префект полиции уже наложил печати на двери вашего особняка. Вам нельзя туда войти. Нужно дождаться, пока закончится расследование…
— Расследование? Какое расследование? Разве не раззвонили повсюду, что мой отец покончил с собой, предварительно убив мою мать? Так к чему расследование? Если, конечно, только что арестованный юноша не сказал правду…
Ее высокий хрустальный голос прозвучал громко и с вызовом. Раздавшийся вокруг ропот доказал ей, что ее услышали, но теперь уже сама мать Мадлен-Софи решилась взять дело в свои руки. — Вам надо еще
некоторое время побыть у нас, Гортензия. Нужно дождаться, пока соберется семейный совет, поскольку, к несчастью, вы еще несовершеннолетняя.
— Совет? Какой семейный совет? У меня нет семьи…
— Вы же знаете, что есть. Ну, идемте же. Тут так холодно. Сжальтесь же над моими ревматическими болями, — добавила она с едва заметной улыбкой.
Гортензия схватила ее руку и поцеловала.
— Простите меня, — сказала она, помогая монахине подняться в экипаж.
— Так мне везти вас в обитель, мадемуазель Гортензия? — с ноткой разочарования в голосе переспросил Може.
— Да. Пока что. Но будь спокоен: все в доме останется как прежде. По крайней мере в том, что касается тебя!
Створка кареты захлопнулась за ней. Може развернул экипаж и, не дожидаясь, пока выедет за пределы кладбища, пустил своих ирландских лошадок рысью, направляясь к центру города.
— По всей видимости, вам назначат опекуна, — после некоторой паузы произнесла мать Мадлен-Софи. — Быть может, он не позволит вам сохранить старые порядки в доме ваших родителей.
— Между содержанием дома и Може — целая пропасть, матушка! К тому же я не вижу, кто бы мог стать моим опекуном.
— Но… ваш дядя. Он же ближайший родственник.
— Я никогда не видела дядю, матушка. Тот, кто отрекся от собственной сестры, не может быть членом моей семьи. И вдобавок было бы весьма удивительно, если бы дела моего отца оказались не в полном порядке или если бы он вообще не предусмотрел случая своей внезапной кончины. Уверена, что он давно и окончательно все решил и всем распорядился…
— Относительно вас… и вашей матери, как я думаю. Однако, вне всякого сомнения, он не мог представить себе, чтобы она одновременно с ним отправилась к господу. Здесь возникают некоторые затруднения в том, что касается законов…