Король принял свою гостью в большом кабинете, прилегающем к спальне. Он грелся у огня, но гобелены по стенам с изображениями сцен охоты создавали такую живую, естественную атмосферу, что, казалось, посетители попадали в чащу волшебного леса. Серый бархат камзола, широкий отложной воротник и высокие манжеты из белоснежных накрахмаленных кружев лишь подчеркивали трагическое выражение лица с покрасневшими глазами и красивые руки, некогда очень сильные, а сейчас исхудавшие и ставшие почти прозрачными. Король жестом оказал гостье на кресло; неожиданно улыбка словно вернула этому сорокалетнему мужчине, выглядевшему старше шестидесяти, его истинный возраст.
И почти не надеялся, что вы приедете, — начал он. — Заставить вас проделать столь долгий путь зимой, да еще в вашем возрасте, это грех.
Никоим образом, ваше величество! Я всегда любила путешествовать, невзирая на все неудобства, но больше всего меня обрадовал вызов вашего величества… Поэтому я и поспешила прибыть в назначенный час…
Брови Людовика изумленно изогнулись.
— Обрадовал? Мои приказы редко производят подобное впечатление. Более того, вот уже год, как вам действительно не за что меня жаловать. Я отказался доверить вам должность гувернантки дофина, не назначил фрейлиной королевы…
— Если король не счел меня достойной, могу ли я упрекать его за это? — мягко парировала госпожа де Ла Флот.
Ее ответ снова вызвал улыбку короля.
— Вы добрая женщина, госпожа де Ла Флот! Наконец, я… я удалил от двора вашу внучку.
— Меня часто удивляло, что ваше величество не сделали этого раньше. Мари умеет быть невыносимой.
Мрачное лицо Людовика просветлело, словно на него упал луч теплого солнца.
— Тем более что я не хотел этого. Я просил ее удалиться на время… Скажем, недели на две!
— Но она ответила, что если уедет на две недели, то не вернется никогда. Кстати, ваше величество, поскольку мы беседуем с вами наедине, могу ли я задать вам откровенный вопрос?
— Разумеется, мадам.
— Посылали ли Мари вызов ко двору по прошествии этих двух недель? Неужели тот, или, вернее, те, кто хотел ее отъезда, до такой степени близки и дороги королю?
— О ком вы говорите?
— О господине кардинале… А также о господине де Сен-Маре.
Внезапная страдальческая гримаса исказила лицо короля, и на его глазах выступили слезы:
— Господин Главный в сто, в тысячу раз невыносимее, чем когда-либо была Мари! Сен-Мар без конца мучает меня, выпрашивая новых милостей…
— Новых милостей? Будучи в двадцать лет главным конюшим Франции? — негодующе воскликнула госпожа де Ла Флот.
— Но он заслужил это. Я прекрасно понимаю, он хочет, чтобы я ввел его в Королевский совет…