«Сударыня, — говорилось в записке, — вчера вам была доставлена сеть, сплетенная из золотых и серебряных нитей. Друг Орлеанского дома, озабоченный спокойствием своего сюзерена, умоляет вас не натягивать ее и не останавливать корабль королевы. Только забота о счастье и благополучии вашего сиятельства заставляет его обратиться к той, чьи достоинства, несомненно, вскоре будут признаны всеми. С большим почтением…»
Подпись была неразборчивой, а несколько льстивый тон, по мнению Жиля, скорей всего мог понравиться этой тщеславной женщине.
— Слушай, — сказал он Тиму, вручая ему тщательно сложенную записку, — иди в замок, делай что хочешь, но добейся, чтобы записка была вручена немедленно супруге герцога Орлеанского, маркизе де Монтессон. Мое имя не называй, вполне достаточно твоего: ты американец, друг Джорджа Вашингтона. Это будет пропуском в замок. Скажи только, что ты пришел по поручению Ложи Новых Сестер (масонская ложа, великим магистром которой был герцог де Шартр).
— Договорились, а что дальше?
— Возвращайся в ту харчевню, где я остановился. Спроси комнату Жана Мартина и располагайся в ней. Ешь, спи, занимайся чем хочешь.
Возможно, я не скоро вернусь.
Озорная улыбка заиграла на загорелом лице Тима.
— Не теряй время, сын мой. Нужно выполнять обещания, которые даешь дамам… Ну, а мне для компании достаточно бутылочки доброго вина. До скорого!
— До скорого!
Друзья пожали друг другу руки и разъехались в разные стороны: Тим направился к замку Сент-Ассиз, Жиль поскакал в Корбей, чтобы попытаться пробраться на корабль королевы. У него не было никакого плана, он надеялся лишь на свою счастливую звезду. Стояла глубокая ночь, и, скорей всего, на корабле все, кроме часовых, уже спали, если, конечно, не засиделись за карточной игрой. Мария-Антуанетта, обожавшая подобные развлечения, могла ночь напролет просидеть за партией в безик, вист или фараон, что очень не нравилось королю, неоднократно делавшему ей замечания по поводу сомнительных личностей, посещавших ее игры.
Лучше всего было бы предупредить чтицу королевы, госпожу де Кампан, которая помогла ему разоблачить Жанну де Ла Мотт. Но даже эта здравомыслящая и хладнокровная женщина вряд ли поверит сбежавшему покойнику…
Вскоре Жиль увидел гондолу, причалившую возле холма, покрытого виноградниками, за которыми, словно крылья гигантских чаек, виднелись крылья мельниц, вот уже многие века кормивших Париж.
Бледный свет луны идеализировал судно-каприз, оно казалось сделанным из того же сверкающего материала, что и река, напоминая собой огромный серебряный ларь, поставленный на настил из того же металла. Часовые, скорей всего королевские гвардейцы, — форму на таком расстоянии невозможно было разглядеть, — стояли на корме и на носу, а огни костров на берегу говорили о присутствии дополнительного полка, охранявшего королевский корабль. За занавесками мелькали силуэты дежурных дам, но Жиль не любовался этим сказочным театром теней, он с огорчением увидел, что корабль пришвартован к противоположному берегу Сены. Если он не наймет лодку, ему придется добираться вплавь.