— Вы что-то знаете о любви Лемешевой, да? — не отставал от следователя Олейников.
— Помнишь, я тебе по телефону сказал, что баллистическая экспертиза готова, и я кое-что разрыл?
— Конечно, помню. Что же вы разрыли? — с интересом спросил Олейников.
— Завтра на эту тему поговорим, ладно? Устал, как скотина, а в двух словах об этом деле не расскажешь. Все, Олейников, пока, — улыбнулся Анин, развернулся и направился к трамвайной остановке.
Трамвай уже давно увез майора, а Кирилл стоял и смотрел в том направлении, куда уехал Анин, пытаясь справиться с охватившей его яростью. Ярость не отступила.
— Гадский папа! — заорал он на всю округу, по-детски топнул ногой, бросился к своей «Оке» и с визгом тронулся с места.
«Гадский папа» тем временем доехал на трамвае до своего дома, купил цветок под названием «гвоздика» — один, на большее количество, к его немалому удивлению, у следователя денег не хватило, — и, преодолевая внезапно возникшее волнение, позвонил в дверь.
Катерина Леонидовна открыла и встала на пороге, уперев руки в бока.
— Я вернулся, Катюша, — ласково прощебетал Анин, смущенно протягивая ей цветок.
— Это что, мне? — изумилась Катерина, таращась на цветок, как на привидение.
— Тебе, а кому же еще, — улыбнулся Анин, пытаясь протиснуться в квартиру в обход жены, которая загородила весь дверной проем.
Неожиданно глаза Катерины Леонидовны наполнились слезами, она забрала цветок у мужа, вдохнула аромат и тяжело вздохнула.
— Что ты, что ты, Катенька, — пораженный ее сентиментальностью, расцвел Сергей Петрович. «Верно, женщин нужно баловать иногда, — размышлял он. — Внимание, вот что главное для любой женщины! Всего один цветок подарил, а как она мне благодарна!».
— Я все поняла, — сквозь слезы прошептала супруга.
— И что ты поняла, родная? — тихо — тихо спросил Анин.
— Что ты мне изменяешь, гад!!!! — громко — громко завопила супруга и сильно — сильно треснула майора кулаком по голове. На руку Катрина Леонидовна всегда была тяжеловата. Майор ойкнул и с глупой улыбкой сполз к ногам жены. «Бьет, значит, любит» — это было последнее, о чем он успел подумать, перед тем как отключился.