И это в Эрфурте царь Александр влюбился в молодую актрису м-ль Бургуан, которую некогда Наполеон похитил у химика Шапталя.
Однажды вечером, одолеваемый чувством, угрожающим нарушить святость брака, Александр попросил совета у Наполеона. Ответ был категоричен:
— О! Не пускайтесь в эту авантюру!
— Почему? Она мне откажет?
— Конечно же, нет! Но через день газетная хроника, а дней через пять весь Париж будет знать все детали Вашего телосложения с головы до пят, из деликатности не упоминая лишь одну из них… И потом, мой долг — заботиться о здоровье гостя…
Александр заметил с тонкой улыбкой:
— А! Значит, Вы уже отведали этого блюда?
— Да нет же, это я просто к слову…
Это злое словцо не помешало Александру пройтись по той же «тенистой тропинке», по которой однажды вечером 1804 года с удовольствием прогулялся Наполеон.
Это сближение оправдало титул «кузенов», как стали именовать друг друга два государя с момента встречи в Тильзите [61].
Конечно, Александр и Наполеон не проводили все время в театре или в постели с комедиантками. Они занимались также политикой. Склонившись над картой Европы, они полюбовно делили ее территорию.
— Возьмите Валахию, дорогой мой, — говорил Наполеон, — и предоставьте мне свободу действий в Испании.
— Решено, — соглашался царь, — но при условии, что я получу и Молдавию.
— Берите! Берите! — жизнерадостно восклицал император, — но тогда я присоединяю к своей империи королевство Этрурию.
— Но уж я беру и Финляндию, — улыбался Александр.
— Да берите же, берите!
Короче, говоря, они столковались, как два мошенника на ярмарке, и в своих планах разделили между собой государства, которым пока еще удавалось сохранить самостоятельность.
Когда все было обговорено. Наполеон остался так доволен, что снова всерьез стал думать о русском браке. Гордость удержала его от личных переговоров с Александром; он поручил Талейрану и Коленкуру подготовить почву, с тем чтобы потом, если его авансы будут приняты благосклонно, взять дело в свои руки.
Весь вечер он их натаскивал: зная, что мать царя настроена к нему враждебно, Наполеон излагал доводы, которые она могла бы выдвинуть против него, и опровергал их. Одним из веских доводов, который они сумели оценить, был тот, что "новый брак утишит его военный пыл и научит ценить свой «семейный очаг»'.
Александр выслушал двух дипломатов с непритворным интересом и объявил им, что его сестра, двадцатилетняя великая княгиня Екатерина сочтет за честь стать императрицей Франции, если Наполеон не отдаст предпочтения младшей сестре, четырнадцатилетней Анне. Ответ, переданный императору Коленкуром и Талейраном, вполне его удовлетворил. Но к удивлению Александра, Наполеон не завел речи о брачном проекте на следующих встречах двух императоров. То ли он счел свои авансы чрезмерными и самолюбие удержало его от дальнейших шагов, то ли Наполеон не пришел еще к окончательному решению — так или иначе, дело не двинулось, хотя в дальнейшем стало ясно, что от мысли о «русском брачном проекте» Наполеон отнюдь не отказался.