Тогда сна обратила свой взор на Гектора Люкези, который, в свою очередь, сделал вид, что не слышит, что ему говорят. Тогда Рошешуар, неисправимый легитимист, присоединил свои усилия к усилиям почтенной дамы и предложил Люкези «жениться на герцогине ради спасения ее чести»; граф не отозвался на эти призывы. А между тем время уходило; пленница не могла ждать бесконечно, чтобы ей нашли мужа. И тогда появился банкир Уврар с его неотразимыми аргументами. Сколько получил Люкези? Сто тысяч экю? Миллион? Мы не знаем. Но он согласился взвалить на себя честь отцовства, и тут же, без промедления, в маленькой итальянской деревушке было сфабриковано брачное свидетельство, датированное июлем 1831 года».
Версия орлеанистов впоследствии была частично подтверждена доктором Меньером, который после возвращения Мари-Каролин в Палермо написал из Италии министру внутренних дел следующее письмо от 30 июля 1833 года:
«Никогда не существовало никакой интимной связи между молодым Гектором и г-жой герцогиней Беррийской. Графу не больше двадцати восьми лет; он честолюбив, взбалмошен, но человек чести и неспособен уступить материальным соображениям. Он предан партии легитимистов и, не колеблясь, пожертвует собой ради главного дела. В Масса у него было немало встреч с герцогиней, которая посылала его в Париж с депешами к главе партии сторонников Генриха V, но он не ездил в Вандею, равно как и герцогиня не ездила в Гаагу, хотя после своего возвращения из Голландии граф неоднократно пытался распустить такой слух.
Меня здесь убедили в ложности этих двух историй, слишком уж явно сочиненных после происшедшего события. Именно находясь в Голландии, молодой человек получил уведомление о том, какие имеются на него виды. Ему пришлось одолжить шесть тысяч франков, чтобы совершить поездку; и только в Италии он получил окончательные инструкции… Граф находился здесь инкогнито, и те несколько человек, которые с ним встречались, отметили, что он был очень опечален. И, после того как он появился в Палермо, все отметили то же самое. Молодому графу не хватило сил сыграть свою роль до конца; отцовство было ему в тягость, и герцогиня даже решила удалить от себя ребенка. Я был дважды приглашен к принцессе и нашел ее сильно изменившейся. Она демонстрирует веселость, которая мне показалась неестественной. И если никто не верит в их брак, то еще меньше верят в отцовство графа Гектора, но все считают, что, как человек преданный и романтичный, он просто согласился прикрыть своим именем происшествие, так некстати случившееся. Полагают, что, будучи к тому же человеком честолюбивым и легковерным, он не слишком оскорблен в глубине души тем, что оказался в такой тесной связи с состоянием принцессы, которое, судя по ее замыслам, предназначено для обеспечения новой Реставрации».