«Две особы разговаривают, стоя каждая у дверей своего дома:
— Нет, вы только взгляните, мадам Паттар, на этого «малыша», который возвращается к себе. Когда он едет в карете, его совсем не видно — нос торчит на уровне оконца.
— Поневоле задумаешься, мадам Фрикото, как может такой человек удовлетворить одновременно двух женщин.
— А знаете, мне говорили, что с девяти вечера до полуночи он спит с тещей, а с полуночи до шести утра с женой… Вот они, сегодняшние нравы…
— А мне говорили, что они спят втроем в одной постели, и там у них такая же мешанина, как на птичьем дворе…
— Господи, чего только не бывает… Бедный коротышка должен был, наверное, задыхаться под этими двумя дамами. Ведь если с мадам снять корсет, то ей в постели понадобится немало места…
— К счастью, у г-жи Тьер комплекция ребенка…
— Но все-таки вынуждать пятнадцатилетнюю дочь участвовать в подобных мерзостях — это позор.
— А по мне, так она просто преступная мать. Сам «коротышка», он же мужчина, ну и пользуется этим. Мужчины вообще все свиньи. Но мать…
— Да, как сказал на днях г-н Лепла, бакалейщик, эта мать отдала бы «коротышке» и вторую дочь, лишь бы он не бросал.
— Вторую дочь? Это Фелисите, которой нет еще и десяти? Но это ужасно. Да что же в нем такого особенного, в этом «коротышке»?
И тут вмешался слушавший их до сих пор молча портье:
— Судя по всему, у него есть…
И он прошептал на ухо обеим женщинам что-то такое, отчего они с удивлением выпрямились, воскликнув:
— О!
После чего портье сделал жест руками, словно хотел показать длину и толщину огромной крысы. Обе женщины были потрясены.
Г-жа Паттар (с горящими от возбуждения глазами):
— Ну, господин Дюлар, по-моему, вы нам тут рассказываете сказки…
Г-жа Фрикото (с повлажневшими губами):
— Да уж вы скажете, господин Дюлар… Обе уходят в свой дом. Но во второй половине дня обе, не сговариваясь, направляются к особняку Сен-Жорж, чтобы поинтересоваться, не нужна ли г-ну Тьеру горничная».
Весь этот диалог, разумеется, сочинен самим автором. Но он точно отражает суть общественного мнения и разговоров, которые вели простые люди того времени.
Впрочем, очень скоро у парижан появились иные, куда менее фривольные темы для разговоров.
28 июля 1835 года, в пятую годовщину Трех славных дней революции, когда Луи-Филипп обходил выстроившихся на параде национальных гвардейцев, он едва не был убит на бульваре Тампль адской машиной Фиески. В результате покушения погибло шестнадцать человек, в том числе старый маршал Мортье. Событие это потрясло простой народ. Толпы людей, собравшись вокруг тюрьмы, куда был заключен цареубийца, криками требовали его смерти. Люди настаивали, чтобы возмездие было совершено с особой суровостью. Некоторые журналисты предлагали четвертование.